Ю. Сушко - Владимир Высоцкий. По-над пропастью
На юбилей Таганки он успел вовремя, и даже праздничные, дежурные куплеты сочинил, правда, наспех и без особого вдохновения. Но зато «с непоколебимой верой в светлое будущее»:
Придут другие, в драме и в балете,
И в опере опять поставят «Мать»,
Но в пятьдесят — в другом тысячелетье —
Мы будем про пятнадцать вспоминать.
Ну, не получилась «Ода к радости», что поделаешь.
Зина Славина весь день ходила грустная. На юбилей пришла почему-то в черном платье.
— Зин, ты на вечере сегодня будешь? — спросил он ее.
— Нет, — отвечает, — я же вся в черном.
— Не беда!
Через час, вспоминала актриса, у меня было платье небесно- голубого цвета. И я весь вечер танцевала, веселилась, а он заметил: «Ну ют, ты теперь, как ангел небесный».
Отношение Высоцкого к Зинаиде Славиной было трогательно-нежным, как к несмышленышу. Он постоянно опасался, что ее кто- либо может обидеть, оберегал от мирской суеты.
А что до остальных, права Марина, копошатся, как крабы в банке...
***«Я б для тебя украл весь небосвод...», — когда-то пел Высоцкий. А теперь старался наяву творить для Ксюхи маленькие чудеса. Как- то весенним утром выстелил цветочный ковер во всю комнату из любимых Оксаной ландышей. Потом нанял бригаду работяг, чтобы они заасфальтировали ухабы возле ее дома на улице Яблочкиной... Оксана сама говорила, что не была, в общем-то, бедной студенткой. Все-таки папа был известным литератором, успешно зарабатывающим на жизнь эстрадными скетчами. Кроме того, были тетки, обожавшие племянницу.
Но с появлением в ее жизни Высоцкого она и вовсе перестала в чем-либо нуждаться. Во-первых, запретил ей пользоваться общественным транспортом. Задарил модной одеждой, обувью. На новоселье купил холодильник. Ну и так далее... Учил водить машину на Николиной горе, даже хотел приобрести для нее маленькую спортивную «BMW», причем непременно красного цвета.
Она не слишком-то скрывала свой роман. Ее подружки знали, кто у Оксаны поклонник. Сын Вячеслава Зайцева на всех углах рассказывал, что учится вместе с любовницей Высоцкого.
Владимир тоже постепенно вводил Ксюшу в свой круг, образовавшийся в последние полтора-два года. Об Оксане знала Нина Максимовна. Девушка была представлена Абдулову, Бортнику, Лас- кари, Володарскому. О ней, естественно, знали Смехов и Хмельницкий. Познакомилась она с Бабеком Серушем. Как-то в разговоре с Ксюшей Владимир Семенович обмолвился: «Ты понравилась Вадиму (Туманову. — Ю.С.). И вообще, тебя «приняли», что бывает очень редко...» Поначалу друзья Владимира Семеновича относились к ней как к очередной девушке, а потом, как она считает, это переросло в другое отношение: кто-то принял, кто-то — нет. Но это не были люди, которые тогда определяли атмосферу дома Высоцкого. А вот те, которые заимели «постоянную прописку» на Малой Грузинской, ее раздражали. Она мчалась к Владимиру Семеновичу, когда он был в плохом состоянии, а бражники гоготали: «Да, ладно, он прекрасно себя чувствует! Это он при тебе начинает «понты гнать», чтобы ты его пожалела». Она с трудом переносила Янкловича, Гольдмана, Годяева, Шехтмана и прочих, как ей казалось, нахлебников.
Когда у него собирались, рассказывал Володарский, она на глазах появлялась редко — то ли к своим занятиям готовилась, то ли просто пряталась. Может, просто побаивалась оравы пьяных похабников — каждый же норовил за ляжку ущипнуть...
***Он закрыл томик и про себя повторил:
То, что вижу, с тем, что видел, я в одно сложить хочу.
То, что видел, с тем, что знаю, помоги связать в одно.
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино…
Юрий Левитанский. Он — один из тех немногих современных поэтов, у которых, кажется, с удовольствием украл бы строчку, ей- богу. А что? Вася Журавлев у Ахматовой вон целое стихотворение умыкнул — и ничего, всем говорил потом: «Пусть она у меня хоть два возьмет...» Шутка «гения».
Вот две строки — я гений, прочь сомненья!
Даешь восторги, лавры и цветы:
«Я помню это чудное мгновенье,
Когда передо мной явилась ты...»
Ведь так, кажется, писал я на пару с Пушкиным? Седую старину вспомнил, надо же. А последние стихи с листа подглядывать нужно...
Но Юра все-таки молодец. Жаль, мало пишет. А может, мало публикует? Я вот в последнее время тоже мало пишу. И ничего не публикую. Все впереди? Не знаю, не уверен. Зато вот Пушкин со своим Дон Гуаном рядышком.
«Черно-белое кино» — Левитанский словно за мной подсматривает.
Жаль, Мефистофеля не будет, это уже ясно. Ладно, не очень-то и хотелось. Зря он вообще полетел тогда на эти съемки в Баку. Чувствовал себя паршиво, типичная ангина. Плюс еще этот Каспий. «Высоцкий прилетел с минских гастролей, — вспоминала Софья Милькина, — жаловался на сильную боль в горле. Когда я пощупала его лоб, он был горяч. Глянула в его горло — и ужаснулась: оно все было в мощных налетах. Артиста знобило. На берегу дул пронзительно холодный ветер. А сниматься надо было в одних трусах да еще барахтаться в холодной прибрежной воде.
— Нет, — сказала я, — сниматься ты не будешь, вызовем «неотложку»...
Но он изъявил желание репетировать сцену. Ночь прошла в тревоге. Под утро я зашла к Высоцкому: в норме. Его администратор (он же, кажется, значился и в друзьях) уже как-то злобно швырял в Володины чемоданы без всякого порядка ботинки, рубашки и т.п. Вообще о так называемых «близких друзьях» и приятельском окружении Высоцкого у нас сложилось неблагоприятное впечатление, они отчасти эксплуатировали его для своих разных надобностей и отчасти восторженно потакали его слабостям...»
Для режиссера и его второго «я» — Милькиной Высоцкий воплощал Пушкина, как они его понимали, и одновременно он похож был на Дон Гуана. В нем встретились главные черты: он был поэтом, совершенно бесстрашным человеком, очень хорошим человеком и артистической натурой.
Чего у Швейцера не отнять, так это умения подбирать компанию партнеров. Высоцкому очень легко было работать с Куравлевым. Наталья Белохвостикова была очень хороша своей безжизненной красотой, как Снежная королева. Но Лаура...
— Матлюба, ты цыганка, что ли? — спрашивал Высоцкий черноокую красавицу, свою страстную партнершу в кадре.
Девушка расхохоталась и встряхнула роскошной гривой:
— Володя, я же тебе говорила! Мой папа — узбек А вот в роду у мамы какой только крови не намешано. И грузинской, и русской, и польской, и немецкой, и башкирской. Так что, кто я такая, сама не знаю.
— Зато я знаю — желанная...
