Яков Кедми - Безнадежные войны
Я отнесся очень отрицательно к недостаточному желанию Натана Щаранского заняться основными проблемами приехавших в Израиль из бывшего Советского Союза. Когда он занимал пост министра внутренних дел, сильное ужесточение в отношении подведомственного ему министерства к выходцам из бывшего СССР привело меня к выступлению в средствах информации с резкой критикой его министерства. Я заявил, что препятствия, которые чинит Министерство внутренних дел Израиля желающим приехать в Израиль из постсоветского пространства, нередко превосходят действия ОВИРа в годы советской власти. На совместное заседание парламентских комиссий по безопасности и иностранным делам и государственного контроля, посвященное обсуждению отчета государственного контроля о «Нативе» в 1998 году, он пришел, не имея понятия ни о содержании отчета, ни о темах предстоящего совещания. Несмотря на то что заранее я переслал ему наши замечания к отчету по всем его пунктам. Но на обсуждении он только промолвил в растерянности: «Я не знал, что это будет обсуждаться. Мне не объяснили. Я готовился к другому обсуждению».
Тогда я послал свое резкое письмо премьер-министру Израиля Нетаньяху в 1998 году и еще более резкое письмо – Натану Щаранскому. Это письмо нигде не публиковалось, и у меня нет намерения его обнародовать. Замечу только, что в письме я предъявил Натану претензии и обвинил его в том, что он предает те принципы, которые он представляет, что он уходит от борьбы за права новоприбывших и желающих выехать в Израиль. Я отметил, что то, что можно простить Нетаньяху, для которого эти дела являются чуждыми, невозможно простить Щаранскому, который стал символом борьбы евреев Советского Союза за свои права. Щаранский не ответил на мое письмо. Может быть, ему нечего было отвечать, а может быть, он не был готов или способен вступать со мной в спор по этому вопросу.
Я считаю, что Щаранский сам себе навредил, проявив качества, которые не достойны политического лидера. В этом была причина поражения и распада его политической партии на выборах 2006 года и его ухода с политической арены. Мне очень жалко, что так закончилась его политическая карьера. Может быть, ему стоило быть более честным с самим собой, более точно оценить свои способности и не поддаваться на подхалимаж своего окружения, часть которого подло и цинично использовала его в своих целях. Несмотря на свою осторожность, Щаранский слишком много раз ошибался в оценке и понимании людей. Одним из примеров, как его окружение могло подвести его, был его визит в Днепропетровск.
В один прекрасный день Натан пригласил меня на беседу. Он рассказал, что срочно едет на Украину. Как выяснилось, он принял предложение Леваева присутствовать на открытии школы Хабада в Днепропетровске. Леваеву, который в то время стремился укрепить свое положение и влияние на Украине, было важно, чтобы министр из Израиля, а особенно Щаранский, присутствовал на открытии школы из сети финансируемых им учебных заведений. Значение участия Щаранского было больше, чем открытие школы. В то время Леваев был в конфликте с другими еврейскими структурами на Украине, и присутствие Щаранского могло повысить престиж Леваева в глазах властей Украины. На мой вопрос по поводу посещения Киева он ответил, что едет только в Днепропетровск. Я разъяснил ему, что власти Украины обидятся, и справедливо, если он, министр в правительстве Израиля, уроженец Украины, посетив Украину, не встретится с членами правительства Украины. На это Щаранский ответил, что он не может быть в Киеве, поскольку в Днепропетровск и обратно он летит на самолете Леваева. Я предостерег его от полета на частном самолете одного из израильских дельцов и предложил ему, чтобы он летел обычными гражданскими рейсами через Киев, а заодно и встретился с украинскими министрами. Когда он принял мое предложение, у меня отлегло от сердца.
Одной из интересных историй, связанных с Натаном Щаранским, было получение им копий документов КГБ по процессу Щаранского. На приеме в честь министра иностранных дел Израиля в тот период я оговорил с Владимиром Путиным, бывшим тогда директором ФСБ, детали выдачи Щаранскому этих документов. Щаранский приехал в Москву и был принят в Управлении ФСБ. Для меня это было не в первый раз, когда я сидел напротив директора ФСБ и его генералов. Путин представил ему генералов, а Щаранский – своих спутников. Когда он дошел до меня, то замялся, не зная, как меня представить. Один из генералов, сидящих возле Путина, сказал, улыбаясь, что можно не представлять Яшу Кедми, которого они очень хорошо знают. Все дружно рассмеялись и перешли к обсуждению темы визита.
Мы перешли в старое, всем известное здание КГБ. В кабинет, где мы собрались, внесли 11 чемоданов с документами следствия по делу Щаранского. Натан думал, что он получит все его дела из КГБ. Я объяснил ему, что нет никаких шансов получить его оперативное дело, в котором собрана вся информация о нем, бывшая в КГБ. Все донесения, отчеты, донесения от слежки, прослушивания, оценки его и его поведения и прочее. Я сказал, что речь идет только о материалах следствия, которое вел КГБ, переданных в суд. Щаранский с его помощниками просматривал каждую папку, отмечая те документы, копии которых он хотел получить. В нашем распоряжении было всего несколько часов. Предварительно я просматривал списки документов в папках, а потом передавал их Натану. Список документов одного из чемоданов очень заинтересовал меня, но я ничего не сказал никому из наших спутников. В подходящий момент я добавил в список документы из папок этого чемодана и передал его генералу КГБ, который отвечал за всю эту операцию. Он взглянул на список, и я увидел, как он побледнел. Взволнованный, он спросил меня, как к нам попал список этих документов. Я сказал, что чемодан с этими документами был среди всех остальных. Взглянув на меня, он промолвил, что это ошибка и что нам вообще нельзя было знать о существовании этих документов. И дрожащим, взволнованным голосом он попросил меня отдать ему также копию с того списка документов, которую я дал ему. Я улыбнулся и отдал ему копию. При этом добавил, что когда я увидел в списке, о каких документах идет речь, то у меня промелькнула мысль, что фээсбэшники совсем свихнулись, если дают такие документы. Я успокоил его, сказав, что никому не расскажу об этом. Ему сразу стало легче, и холодный пот выступил у него на лице, вероятно, от одной мысли, что бы произошло с ним, если бы начальство узнало, как он опростоволосился. Вскоре все закончилось, и ФСБ были переданы полные списки документов, копии которых Щаранский просил получить.
Конечно, Натан Щаранский, я и все мы были довольно взволнованы, проходя по коридорам и подземным переходам старого здания КГБ, известного своей жуткой историей. Посетили и сфотографировались в кабинете председателя КГБ. Офицеры ФСБ предложили мне сесть и сфотографироваться в кресле председателя КГБ Юрия Андропова. Я отказался, сказав, что, на мой взгляд, в этом будет проявление неуважения и дурного вкуса.
