Арсений Замостьянов - Гений войны Суворов. «Наука побеждать»
После Гражданской войны к образу Суворова, как к имперской святыне, обращаются публицисты и поэты русской эмиграции. В первую очередь здесь следует упомянуть замечательного казачьего поэта, открытого в последние годы благодаря стараниям исследователя Виктора Леонидова и президента Российского фонда культуры Никиты Михалкова. Это — Николай Туроверов (1899–1972). Донской казак, чей предок воевал с Суворовым, сам участник Гражданской войны, он был одним из лучших поэтов русского зарубежья. Влюблённый в Суворова, на чужбине он то и дело возвращался к образу героя — и в стихах, и в прозе (новелла «Конец Суворова»), и в исторических исследованиях. Образ Суворова у Туроверова — очень тёплый. Так пишут о самых родных людях:
Всё ветер, да ветер. Все ветры на свете
Трепали твою седину.
Всё те же солдаты — любимые дети —
Пришедшие в эту страну…
«…»
Ты понял, быть может, не веря и плача,
Что с жизнью прощаться пора.
Скакала по фронту соловая кляча,
Солдаты кричали: «Ура!»
Кричали войска в исступлённом восторге,
Увидя в солдатском раю
Распахнутый ворот, на шее Георгий —
Воздушную немощь твою.
Кто знает, откуда это чувство солдатской идиллии — из реального армейского прошлого, или из мечты казака Туроверова? Позже, после Великой Отечественной, Туроверов напишет ещё одно стихотворение о Суворове — «Треббия» (1947):
Треббия. Италия. А где-то
Есть Кончанское — родной порог.
Нет конца, и края нет у света
Для солдатских полусбитых ног.
Нет суровее солдатских разговоров:
Об увечьях и о смерти, наконец.
— Александр Васильевич Суворов
Не фельдмаршал, а родной отец.
Яркое стихотворение «Суворовское знамя» посвятил нашему герою поэт Арсений Несмелов (1889–1945), самый яркий поэт русской эмиграции в Китае, трагически закончивший свои дни, воюя за неправое дело… Арсений Иванович Несмелов (настоящая фамилия Митропольский) писал:
Отступать! — и замолчали пушки,
Барабанщик-пулемет умолк.
За черту пылавшей деревушки
Отошел Фанагорийский полк.
В это утро перебило лучших
Офицеров. Командир сражен.
И совсем молоденький поручик
Наш, четвертый, принял батальон…
И тогда, — клянусь, немало взоров
Тот навек запечатлело миг! —
Сам генералиссимус Суворов
У седого знамени возник.
Был он худ, был с пудреной косицей,
Со звездою был его мундир.
Крикнул он: «За мной, фанагорийцы!
С Богом, батальонный командир!»
И обжег приказ его, как лава,
Все сердца: святая тень зовет!
Мчались слева, подбегали справа,
Чтоб, столкнувшись, ринуться вперед!
Ярости удара штыкового
Враг не снес; мы ураганно шли,
Только командира молодого
Мертвым мы в деревню принесли…
И у гроба — это помнит каждый
Летописец жизни полковой, —
Сам Суворов плакал: ночью дважды
Часовые видели его.
Автор этого стихотворения изведал на своём веку не одну войну и крушение России, и холод тюремных нар, ставших в 1945 г. местом его смерти. Стихотворение «Суворовское знамя» Несмелов не включил ни в один из прижизненных сборников. Сам сюжет стихотворения передает чувство прикосновения к высокой легенде. Старый герой, один из вечных заступников России, в роковую минуту помогает солдатам знаменитого Фанагорийского полка, Суворов, который прошёл немало славных боевых дорог с Фанагорийским полком — полком, которому указом государя Николая Павловича было присвоено имя генералиссимуса. Фанагорийский полк назывался «Суворовским Фанагорийским», а полковое знамя — как и стихотворение Несмелова, Суворовским знаменем.
Творчество Арсения Несмелова сочетает приверженность державинским традициям и ярко выраженную тенденцию к новому мифотворчеству, к созданию свежего, постдержавинского, мифа о старых героях, накрепко связанного с обстоятельствами истории ХХ в. Несмелов приглядывался к сталинской России, надеялся, что последователи Суворова — новые советские маршалы — вернут стране имперскую стать.
Суворов несмеловского стихотворения кажется дальним родственником «отца Суворова» из поэзии В.А. Жуковского («Певец во стане русских воинов»). Суворов Жуковского, в свою очередь, в известной степени был отражением Суворова державинского стихотворения «На победы в Италии», в котором поэт трактовал образ полководца как легендарного славянского богатыря. Поэтика несмеловского стихотворения восходит к предшественникам и в таком важном для сюжетного стихотворения элементе, как описание внешности героя. Здесь перед нами не грозный славянский богатырь Жуковского и державинского стихотворения «На победы в Италии». Несмелов ясно пишет:
Был он худ, был с пудреной косицей.
Реалистический образ Суворова — тщедушного маленького человека, побеждающего силой духа, а не богатырским посвистом, — в русской поэзии связан со стихотворениями Г.Р. Державина «К лире» и «Снигирь», с шишковской эпитафией. Общность смысловых элементов, необходимых в обиходе суворовского мифа поэтических наработок, объединяет творчество Державина и творчество позднейших поэтов, писавших о Суворове.
Логика векового развития русской поэзии от Жуковского до Несмелова, авторов, не сопоставимых по масштабам дарования, но связанных прикосновением к суворовской теме, позволила ввести в поэтический язык укорененный в фольклоре, создаваемый десятилетиями символ России — Суворова. За появлением Суворова в любом стихотворении угадывается множество дополнительных, подчас не связанных с контекстом, смыслов. У Арсения Несмелова Суворов — этот непререкаемый авторитет российской государственнической культуры — является образом уходящей империи, оплакивающим «гибель богов» в веке двадцатом. У Жуковского чудесное появление легенды екатерининского века — Суворова — приносит России победу. У Арсения Несмелова речь идет о временной победе, за которой чувствуется обреченность, поражение, задним числом известное поэту. Сюжет «чудесного спасения» сменяется трагедией «погребённого Китежа».
Суворов оказывается необходимым героем для развития и первого, и второго сюжетов на российском материале. Архетип, содержащийся в стихотворении Несмелова, осваивался и в советской поэзии. Иной раз у авторов нового времени возникали даже мотивы языческой по духу мистики. Старый герой, приходящий на помощь в роковой час, встречается в поэзии И. Сельвинского, С. Щипачева.
