Николай Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны
Переправа через Селенгу заняла всю ночь с 17 на 18 августа. Непосредственно переправой руководили полковники Хоботов и Парыгин. Я сидел у костра над картой и решал вопрос, по какому пути вести бригаду на восток. Путей было два. Один путь — пройти мимо Урги с севера, другой — с юга. Первый путь значительно короче, но, наверно, придется дать бой красным. Первый путь был лучше в смысле пастбищ и водопоя, что выдвигалось, как главное, так как сохранение коней — спасение людей, вверенных моим заботам.
Я наметил по карте оба пути, и после окончания переправы всех частей пригласил Парыгина и Хоботова к своему костру, изложил им все плюсы и минусы каждого пути и просил их высказаться. Оба полковника признали путь севернее Урги более приемлемым, и мы единодушно на нем остановились, причем путь движения оставался для всех остальных в глубокой тайне.
На этом же совещании порешили отпустить немедленно монгольские сотни, так как они нам были не нужны. По пути на Керулене отпустили бурят, кои не пожелают идти в Маньчжурию, и они сумели рассосаться среди своих бурят, кочующих в большом числе в верховьях Керулена и юго-западным склонам Хэнтэя, спасаясь от красных в Забайкалье.
Здесь же установили определенный взгляд на свои цели, формулируя их так: “Признать для данного 1921 г. борьбу с большевиками для нас непосильной, когда население Забайкалья, не испытав большевистского режима, не на нашей стороне, а потому бригада не пойдет к атаману Семенову, а люди бригады вольны определить свою судьбу, как каждый найдет для себя лучшим. Мы связаны общими интересами и едины до выхода в безопасную зону от большевиков — до выхода на Керулен. Об этом решении пока не объявлять”.
Здесь же изучали на память свой путь, дабы в случае выбытия меня или кого- либо из нас троих, план пути был известен. Он лежал: к северо-востоку от Ван-хурэ на поселок Мандал, который отстоял в 45 верстах к северу от Урги. С Мандала перевалить южные отроги Хэнтэя и выйти в верховья Керулена, если не удастся выйти в верховья Толы. От Керулена взять круто на юг и, отойдя от него верст 70-100, повернуть на восток в переделы Барги. Ожидали встретить красных при пересечении тракта Троицкосавск — Урга и на Керулене. Весь намеченный путь превышал 1200 верст, кои на степных конях можно будет пройти 27–30 дней при 5–6 дневках. Чтобы скрыть путь следования, арьергардной сотне забирать с собою всех встретившихся на пути монгол и отпускать их только после Керулена, когда минует красная опасность.
Переправа через Селенгу, несмотря на темную ночь и спешку, совершена была с малыми потерями. Утонуло или бежало человек 5–6 монгол и слабосильный скот из табуна и гурта.
Часов в 8 утра 19 августа бригада двинулась на восток. 20 августа были отпущены 2,5 сотни монгол в полном вооружении и снаряжении. Им дали уставших коней из табунов и рогатый скот. Расстались друзьями. Взяли с них слово, что пойдут по направлению Дзаин-шаби и никому не скажут, где мы расстались. Исполнили ли они свое обещание, неизвестно.
За 19, 20 и 21 августа, меняя коней на привалах, прошли около 300 верст и стали биваком на р. Орхон вблизи красивого и богатого монастыря бога Солнца.
В составе 1–й бригады был китайский дивизион под командой прекрасной души командира майора Ли. В дивизионе насчитывалось до 240 человек, и они были разбиты, кажется, на 3 сотни. В качестве инструкторов в дивизионе было 4 офицера и 12 урядников. Майор Ли заверил меня, что китайцы останутся лояльны в полной мере новому командованию бригады, так как китайцев весьма устраивает уход в Маньчжурию, и они уйдут на службу к генералу Чжан Цзолиню. Тем не менее, зная мятежный дух китайских солдат и не имея возможности уплатить им жалование, которое они не получали 2 месяца, я приказал дивизиону на ночные биваки становиться отдельно, в расстоянии 0,5–1 версты. В ночь с 20 на 21 августа, на заре, я был разбужен шумом на биваке. На вопрос, что случилось, получил ответ: “Китайцы перебили русских инструкторов и ушли в неизвестном направлении в горы”.
Вскочил на коня, поехал на китайский бивак. Там уже хозяйничала дежурная сотня и был полковник Парыгин. Человек 80–100 китайцев стояло в строю без оружия. Майор Ли метался по биваку. Парыгин обратил мое внимание на изуродованные и полусожженные трупы 2 офицеров и 4 урядников, кои были при одной из китайских сотен, которая сбежала. Догонять и наказывать сбежавших китайцев не имело смысла. В наказание за товарищей было решено не вести с собою китайцев, а отпустить их на все четыре стороны, отобрав у них коней, амуницию и оружие. Майор Ли на коленях упрашивал разрешить ему следовать с 1-м Конным полком, п это разрешение ему было дано. Зверски умученных двух офицеров и урядников похоронили с подобающими почестями, могилы сравняли с уровнем земли, чтобы не были приметны и не подверглись бы осквернению. Команда: “По коням!” — и бригада пошла к Орхону.
У храма Солнца на Орхоне простояли полсуток. Здесь представилась возможность переменить уставших коней. Их было много. Гурты скота тоже отказались идти дальше, из 500–600 голов осталось не больше 100–150. При поверке в сотнях коней и в табуне оказалось, что нужно переменить до 1000 коней. Вступили в переговоры с настоятелем монастыря, который был весьма расположен к унгерновцам. После долгого торга он согласился за 1000 подбившихся коней и 150 быков дать 800 свежих коней и 100 баранов. Бригаду такая мена в полной мере устраивала.
Монголы подогнали неизвестно откуда взявшиеся табуны коней и чины бригады сами выбирали себе коней. Мне лично лама подарил своего верхового коня-иноходца, за которого я вечно благодарен ламе, так как конь оказался сильным, умным и не раз выручал меня из тяжелого положения в горах Хэнтэй. Баранов резали, мясо подсаливали и укладывали в сумы, как продовольствие на три — четыре дня.
22 августа бригада вытянулась в парадную колонну. Ни табунов, ни гуртов скота не было. Запасных коней (приблизительно один запасной конь на два человека) вели в строю на недоуздке. Колонна раздалась немного вширь, но все сидели на вполне годных конях и имели запасных. Не помню точно, какого числа (23 или 24 августа) пересекли тракт Урга — Троицкосавск.
Есаул Нечаев не пожелал со своим дивизионом кударинцев идти в Маньчжурию и просил его отпустить партизанить в районе Кудары. Уговаривал его отказаться временно от борьбы с большевиками, но он не внял голосу благоразумия. Долго прощались, целовались с нечаевцами, и они провожали нас долгим взглядом, оставшись на биваке. Уже в эмиграции, много лет спустя, узнал, что с год есаул Нечаев партизанил в верховьях Иро — Чикоя, был пойман красными и расстрелян. Пусть в потомстве сохранится добрая слава о достойном начальнике и бескорыстном борце за Белую идею.
