Николай Мельниченко - Еще вчера. Часть первая. Я – инженер
Последнее напутствие Деда: говорить не то, что знаешь, а то, что надо. В общем: «кратк. – с. т.» – краткость – сестра таланта. Чертежи развешиваются заранее, на выступление – не более 10 минут, время вопросов – не ограничено, но ответы должны быть краткими и по делу.
Ни малейшей «волнительности» перед защитой у меня не было: это было сражение на моем поле, на котором была пристреляна каждая кочка. Моя речь на защите состояла из заголовков-тезисов и длилась 7 минут. Ответы на вопросы любознательных членов комиссии – 15 минут, причем по длительности вопрос иногда превышал ответ. В этот же день защищались Коля Леин и Серега Бережницкий – оба более чем успешно. Мы – инженеры. Наша 101-я пустилась в загул, о чем я уже писал…
Защита – это еще цветочки, зависящие от нас самих, цветочки весьма предсказуемые. Приближались совершенно непредсказуемые ягодки – распределение. Современным выпускникам вузов, кроме военных, – слово ничего не говорящее. По действующим тогда законам каждый выпускник вуза должен отработать не менее трех лет на том месте, куда тебя пошлет страна. А у страны было сто-о-лько мест, куда можно послать…
Половину ребят в наших двух группах курса составляли киевляне. Для них остаться в родных пенатах – голубая мечта, для некоторых – даже вопрос жизни и смерти. Ох, прав был Павлов, который говорил о мечтах некоторых устроиться на Куреневке в артель «Свисток сентября»! По просочившимся сведениям несколько мест в Киеве были, поэтому все киевляне считались конкурентами, и каждый ревниво оценивал шансы противников. Одно место было на кафедре сварки в аспирантуре. На 100 % это было место Лазаря Адамского: он там уже был своим в течение последних двух-трех лет, его будущая диссертация уже наполовину, по слухам, была сделана.
Перед комнатой, где должна была заседать комиссия по распределению, заранее толпились обе группы. По настоящему решалась судьба человека, и каждый нервничал соответственно своему характеру: непрерывно курил, был угнетен или нервно хихикал над анекдотами, которые травили «закаленные» по теме «распределение». Леня Хлавнович на этот случай сочинил даже песню, которую распевали на мотив одной из песен знаменитого Рашида Бейбутова:
Магадан совсем как Сочи, налина, налина.
Месяц светит дни и ночи, налина, налина,
Там живут одни медведи, нали, налина,
Мы с тобой туда поедем, дели водила!
Будем мы мотать обмотки, налина, налина,
Выпивать по литру водки, налина, налина.
Будем страшно материться, нали, налина,
И в году два раза бриться, дели водила.
Наконец начали подходить члены комиссии. Это были, кроме руководства института, неизвестные нам представители министерств и главков, нуждавшихся в инженерах-сварщиках.
Отступление – взгляд из будущего. Мне потом приходилось много раз участвовать в аналогичных комиссиях по распределению новобранцев. Каждый член комиссии хотел выбрать для своей фирмы самых лучших. И если в институте у комиссии были все данные о выпускниках, то в нашем случае быстрый выбор надо было сделать из многих на основании скупых анкетных данных и мгновенной оценки человека по его речи и движениям. Ежегодно у нас «сортировалось» несколько сотен человек. Постепенно у меня выработался некий алгоритм выбора, о котором я, возможно, еще расскажу. Крупно ошибся в человеке я несколько раз.
Комиссия некоторое время заседала без нас, очевидно, определялись квоты и полномочия. Вызывать по одному начали по алфавиту. Тут всех удивил Лазарь Адамский: он на распределение явился под руку с Броней Школьниковой. «Мы решили пожениться», – ответил он скромно на наши недоуменные взгляды. Все прекрасно знали, что его невеста, с которой он дружил еще со школы, оканчивала то ли мед-, то ли пединститут. И вдруг – Броня, девушка, в особых симпатиях к которой он раньше замечен не был. Дальше привожу восстановленные по разным источникам события и разговоры.
Лазарь был настолько уверен, что его оставят в институте в аспирантуре, что решил спасти и киевлянку Броню от всяких дальних поездок по распределению. Броня, в этом случае, забрала бы еще одно место в Киеве. Если бы ей дали так называемый «свободный диплом», это было бы вообще пределом мечтаний: очень нужно интеллигентной и красивой девушке заниматься железяками в дымных цехах. Просчитав эти варианты, они явились на комиссию вдвоем как жених и невеста. Кто бы потом спрашивал у них брачное свидетельство?
– Мы решили пожениться, – заявил Лазарь с порога на комиссии, – поэтому просим дать нам направление в один город. Комиссия уткнулась носами в бумаги и начала ими шуршать.
– Есть два места в Орск на строительство газопровода, – озвучил председатель комиссии результат поисков. У «жениха и невесты» широко открылись глаза.
– Как, у вас больше ничего нет??? – Лазарь взглядом обратился к представителям института в комиссии. Те скромно потупили глаза в бумаги.
– Два места у нас есть только в Орск.
Лазарь понял, в какую ловушку он попал, и решил спасаться самостоятельно.
– Ну, а если бы мы не женились, то что бы вы предложили мне одному?
Доподлинно мне неизвестно, что двигало председателем комиссии. Возможно, он просто закусил удила, настолько явной была попытка Адамского повесить комиссии лапшу на уши. Возможно, схватка «по Лазарю» была еще раньше, когда кафедра сварки озвучила желание иметь киевлянина с жилплощадью, отличника и активиста Адамского в своих рядах.
– Орск.
Ответ для Лазаря, я думаю, прозвучал как выстрел в упор. Он «потерял лицо» и начал уже говорить заискивающим голосом:
– Может быть, у вас есть место в Киеве? Здесь у меня есть жилье, и я не обременил бы свое предприятие требованиями…
Что-то похожее произносила наверное безмолвная до сего времени Броня Школьникова…
– Орск, строительство номер …, – забил окончательный гвоздь в гробницу «помолвленных» непреклонный председатель комиссии.
Адамский и Школьникова выскочили из комнаты комиссии порознь, бледные, и быстро ушли. На вопрошающие взгляды Лазарь отрешенно произнес: «Орск». Все аж присели: если Адамского послали в Орск, то для остальных песенка о Магадане ставала не юмором, а самой насущной реальностью.
На комиссию следующие входили по персональному вызову. Теперь очередность была не по алфавиту, а по некоему, неведомому нам, алгоритму. Выходили оттуда с разными выражениями лиц: озабоченными, со слезами, иногда – со сдержанной радостью. Наши две группы сварщиков, спаянных пятью годами совместной учебы, разбрасывали по всему необъятному СССР.
