Великая Княгиня Мария Павловна - Воспоминания
«Бедный Панчо!» — подумала и я, погладив старого пса.
Помимо случайно сбившихся группок, обитатели Биаррица делились на два разряда: отдыхающие летом, таких было больше, и постоянные обитатели, у них были свои виллы, и они проводили здесь большую часть года. Из последних многие обосновались здесь давно и не желали смешиваться с приезжими, число которых после войны все возрастало. Первые же и не думали оседать в Биаррице, даже обзаведясь там недвижимостью. Для них главным было завести связи, и когда цель была достигнута, они снимались с места. Послевоенный Биарриц был райским местом для честолюбцев, там в самое короткое время делались блестящие карьеры. Там легко сходились и завязывали отношения испанские гранды, английские аристократы, титулованные французы, американские миллионеры, южноамериканские искатели приключений — люди всех национальностей и всякого рода занятий.
Примерно в тридцати милях от Биаррица, по другую сторону испанской границы, в городке Сан–Себастьян в сезон жила в летнем дворце королевская семья. Двор выезжал с ними и селился поблизости. Время от времени королевская чета наезжала в Биарриц, между тем как сан–себастьянские поселенцы проводили дни, а главное ночи, в автомобилях, бешено носясь между Сан–Себастьяном и Биаррицем, отчего все живое страшилось выходить на дороги. Король и королева появлялись в Биаррице обычно днем и всегда неофициально.
Спускаясь к вечеру узкой крутой улочкой, сплошь обставленной магазинчиками и кофейнями, случалось мимоходом заглянуть в окно довольно известного кафе и увидеть королеву, в окружении дам вкушавшую чай. Эти лавочки, кофейни и даже кондитерские принадлежали известным парижским заведениям, но здесь они были такими маленькими и тесными, что их роскошь производила смешное впечатление. В том кафе, помимо стола, за которым сидели королева и ее спутницы, едва оставалось место еще для одного–двух. Иногда я заходила и подсаживалась к ним, и за чашкой чая или шоколада мы немного беседовали.
У королевы Эны были голубые глаза, светлые волосы и дивный цвет лица. Прожив годы при самом строгом европейском дворе, она лучше других в ее положении сохранила человечность. Легкость и простоту обращения она сочетала с монаршими обязанностями. Испанским монархам нелегко приходилось в стране, где политическое брожение всегда было готово выйти наружу. Они ни минуты не чувствовали себя в безопасности, и королева не питала иллюзий относительно прочности их положения.
Мои деловые проекты увлекали ее, и однажды в Париже она зашла ко мне в контору. Я показала ей все, что у меня было. Все осмотрев и оставшись со мною наедине, она с задумчивой улыбкой объявила:
— Как знать, Мари, может быть, через несколько лет я буду работать здесь с вами.
Минуло восемь лет, и сейчас она живет в изгнании.
Обычно король и королева приезжали в Биарриц на поло. Если король не играл сам, они оба были зрителями. После игры устраивался чай: с утра из Сан–Себастьяна телефоном рассылались приглашения. Если Альфонс играл в этот день, за чаем он съедал жареного цыпленка или несколько ломтиков ростбифа.
Ездили мы и в Сан–Себастьян. Из за русских паспортов было трудно в последнюю минуту получать визы, и королева присылала за нами в Биарриц свою машину, которая и доставляла нас потом обратно, во избежание недоразумений на границе. Королевская семья размещалась во дворце Мирамар, принадлежавшем вдовствующей королеве Кристине. По прибытии нас встречали камергер и придворная дама и препровождали в покои, к ожидавшим хозяевам. Близкие отношения с молодой королевской четой завязались у нас еще в 1919 году, в Лондоне, в первый год нашего изгнания.
Между знакомством в Париже в 1912 году и той лондонской встречей многое случилось. В войну королева потеряла брата и, скорее всего, впервые приехала тогда на родину после его гибели. Я оплакивала отца. Узнав о ее приезде, я сразу отправилась к ней в отель и застала ее одну, короля не было. А вечером в нашем доме в Южном Кенсингтоне раздался телефонный звонок.
— Алло, это вы, Мари? — мужской голос говорил с иностранным акцентом.
— Да, а вы кто?
— Это Альфонс, как жаль, что я разминулся с вами днем. Мне нужно вас видеть. Когда можно прийти — сейчас можно? — «Сейчас» было одиннадцать часов вечера.
— Мы будем счастливы увидеть вас, Альфонс. Приходите, пожалуйста, — сказала я.
— Я хочу сказать, как я переживал за вас всех. Я не из тех многих, кто отвернулись от вас, когда все это случилось. — От полноты чувств он не умерил голос, и сама мембрана дрожала от его возмущения. — Я презираю их. Могу я что нибудь сделать для вас? Что я могу сделать? Я уже еду, и мы обо всем переговорим. Сейчас буду. — И положил трубку.
Через полчаса он был у нас, в нашей неприглядной лондонской гостиной, размахивал руками, смеялся, был совершенный живчик, утешал. Память о том телефонном разговоре и нашем позднем вечере посещала меня всякий раз, когда я его видела.
Но все же во дворце Мирамар мы наносили визиты его матери, причем не следует забывать, что испанский двор отличался почти средневековой строгостью этикета.
Королева Кристина, подтянутая живая старушка, с умным острым лицом, седоглавая, целовала меня в щеку, я приседала в реверансе и целовала ее руку. Ее обращение было простым и сердечным, но чувствовалось, что это государыня старой выучки, никогда не покидавшая дворцовых стен. Оказываемое поклонение было ей так же естественно, как воздух, которым она дышала.
Даже без гостей за обед усаживалось свыше двадцати человек, считая придворных. Трапеза было недолгой и церемонной, разговор был сдержанный. После обеда королева, переговорив с присутствующими, удалялась, а мы с детьми развлекали себя, как могли, — плавали на катере вдоль берега либо играли в саду в теннис. Потом был чай, и автомобиль отвозил нас в Биарриц.
Не принимая живого участия в жизни Биаррица, король и королева издали делали ее привлекательной: в надежде увидеть их много народу сходилось на благотворительные балы, матчи поло и прочие мероприятия.
Кончался сезон, и буквально за один день Биарриц делался неряшлив, провинциален и очарователен. Самое восхитительное время там был апрель, когда океан и небо чисты, как после генеральной уборки. Помню, я приехала туда из Парижа на пасхальные дни окрепнуть после гриппа. Бары и рестораны были закрыты, улицы пустынны. Не гудели рожки автомобилей, не чадили выхлопные трубы. Впервые за все время, что я бывала в Биаррице, я услышала, как пахнет море.
Тою же весной я встретила человека, которому суждено было занять важное место в моей жизни, благодаря кому моя жизнь совершила еще один поворот. Я уже несколько дней прожила в отеле, и приятельница пригласила меня переехать к ней на виллу. В разговорах нередко поминалась американская девушка, чья семья часто и подолгу гащивала в Биаррице. Самой девушки тогда там не было, но ее скоро ждали. Моей хозяйке загорелось познакомить нас.
