Максим Чертанов - Эйнштейн
— Против этого ничего возразить нельзя. Это очень благородно, но…
Я ждал продолжения. Эйнштейн произнес нечто такое, что меня очень удивило, но не встревожило:
— Что с вами будет, если старый режим опять придет к власти? Что будет, если Советский Союз пойдет на это в результате окончательных мирных договоров?»
(«Старый режим» — это Владислав Гомулка, антисемит, отстаивавший идею «польского пути к социализму».)
Инфельд: «Вскоре после этой встречи я снова получил от Эйнштейна письмо. „Я много думал о том, не слишком ли сильно Вы, вследствие некоторого идеализма, втягиваетесь в польские дела. При всей моей симпатии к польскому правительству не могу отделаться от мысли о шаткости существующих там отношений. Через некоторое время исчадия, сыновья тьмы могут выползти из нор, в которых они сейчас прячутся. Так же, как это было в Германии в 20-е годы… Хотя и в западной зоне сейчас довольно затхлая атмосфера, все же нельзя предположить, что нынешняя история затянется надолго или же что положение станет невыносимым. Для этого людям слишком хорошо живется. При полном желудке люди не склонны к фанатизму“».
В Чехословакии после прихода к власти коммунистов в 1948 году начались «чистки»; по обвинению в «буржуазном национализме» арестовали, в частности, Миладу Горакову, антифашистку, сидевшую в гестапо и концлагере, пытали и приговорили к казни. Эйнштейн, Черчилль, Элеонора Рузвельт просили за нее — впустую. Тем не менее Эйнштейн считал, что в целом «новые» режимы соцстран лучше «старых», только на ГДР это не распространял — немцы и есть немцы. Борну, 15 сентября 1950 года: «Я не изменил мое отношение к немцам, которое, кстати, относится не только к нацистскому периоду. Все люди более или менее одинаковы с рождения. Немцы, однако, гораздо более опасны, чем любая из других так называемых цивилизованных наций».
Израильские евреи преуспели в войне, как в любом деле: не только отстояли существование Израиля, но и увеличили его размеры. (Бои продолжались до 18 июля 1949 года; 20 июля подписали последнее соглашение о прекращении огня — с Сирией.) Сильного уважают: все больше стран признавали Израиль, только Неру сопротивлялся. В ноябре 1949-го он побывал у Эйнштейна в Принстоне, друг другу понравились, но переубедить его Эйнштейн не смог. Не смог он и убедить в своей правоте физиков. Бессо, 8 августа: «В глазах моих коллег я выгляжу упорствующим еретиком». Борну, 12 апреля: «Ко мне относятся как к окаменелости, которую возраст сделал слепой и глухой. Меня такое отношение не очень огорчает, так как оно прекрасно соответствует моему темпераменту». Соловину (лето): «Единая теория поля теперь уже закончена… Несмотря на затраченный труд, я не могу ее проверить каким-либо способом. Такое положение сохранится на долгие годы, тем более что физики не воспринимают логических и философских аргументов».
Он опубликовал работу, которую три года назад послал Шрёдингеру (с исправлениями) в качестве приложения к третьему изданию своей книги «Сущность теории относительности». Публика все еще ждала от него чуда: страница из статьи появилась на первой полосе «Нью-Йорк таймс» под заголовком «Новая теория Эйнштейна дает ключ к познанию Вселенной: ученый после 30 лет работы придумал концепцию, которая наведет мост меж звездой и атомом». Репортеры набежали — он отказался с ними встречаться. В новой работе, как и в прежних, концы с концами не сходились…
В сентябре, когда СССР испытал свою первую атомную бомбу, в США создали Общество против ядерной энергии во главе с антропологом Эшли Монтегю, Эйнштейн вступать туда не стал (ему, кажется, начало надоедать быть членом всяких комитетов и обществ), но пригласил Монтегю на чай; того, по его воспоминаниям, удивило, что Эйнштейн считал всех людей по природе злыми и не верил, что бывают сообщества неагрессивных людей, как, например, пигмеи Конго. В декабре Джеймс Аллен, левый, прислал Эйнштейну книгу о разоружении, ждал похвалы, но тот вдруг ответил резко: «Вы освещаете проблему как адвокат Советов, вы умолчали обо всем, что у них плохо (а этого немало)». В феврале 1950 года, после того как Клаус Фукс был наконец арестован в Англии и осужден за шпионаж на 14 лет (Англия отказалась выдать его США на смертную казнь), Трумэн дал распоряжение лос-аламосской лаборатории создать водородную бомбу, что еще страшнее ядерной.
13 февраля Эйнштейн выступал в телевизионной программе Элеоноры Рузвельт: «Мысль о том, что можно достичь безопасности посредством гонки вооружений, есть катастрофическое заблуждение… Считалось, что таким способом можно запугать противника и обеспечить себе безопасность… Символ веры, который мы в этой стране исповедовали все эти пять лет, был таков: вооружаться во что бы то ни стало… Внутри страны мы допустили концентрацию ужасающей финансовой мощи в руках военных, милитаризацию молодежи, слежку за „лояльностью“, производимую с помощью чудовищного полицейского аппарата… Что еще? Запрет независимой мысли, обработка общественности через радио, прессу, школу… Я говорю: невозможно добиться мира, если все время иметь в виду войну».
За четыре дня до этого малоизвестный сенатор-республиканец от штата Висконсин Джозеф Маккарти заявил, что в Госдепе и всех руководящих органах США засели коммунисты; так начался период «охоты на ведьм». А в день выступления Эйнштейна ФБР наконец открыло на него отдельное дело (занявшее в конечном итоге 1427 страниц). Первым туда «пришили» заявление «Американских женщин», из-за которого у Эйнштейна много лет назад были проблемы с визой; затем последовали донесения «информаторов» о шпионских телеграммах, получаемых кем-то в берлинской квартире. Далее была масса глупостей: один «источник» утверждал, что Эйнштейн изобрел робота, который может контролировать человеческий разум, другой — что сын Эйнштейна похищен Москвой и удерживается в заложниках. Но были вещи более опасные, как, например, обвинение в связи с Фуксом или донесения «неизвестных» о том, что 1 ноября 1938 года Эйнштейн участвовал в тайной встрече сионистов и обсуждал, как захватить власть в Америке, а в 1948-м тайно встречался с бывшими нацистами (!). Он хорошо понимал, что находится «под колпаком», и на ужине с польским послом в 1948 году сказал ему: «Вы должны понимать, что США больше не являются свободной страной, что, несомненно, наш разговор записывается».
Ему исполнился 71 год; именно тогда он написал строки, что мы цитировали ранее: «…этот ненавистный день, когда любовь моих ближних доводит меня до состояния безнадежной беспомощности… я мучаюсь угрызениями совести, будучи не в состоянии отплатить за всю эту любовь, ибо мне не хватает внутренней свободы и раскованности». Непостоянный, словно квант, он то проявлял к людям самые теплые чувства, то говорил о необходимости от чувств отделаться. Утешения его порой звучали странно: он написал Роберту Маркусу, человеку, который переживал смерть своего сына от полиомиелита: «Человек является частью целого, которое мы называем „Вселенная“, частью, ограниченной во времени и пространстве.
