Франко Дзеффирелли - Автобиография
Я встал на колени и надолго погрузился в молитву, чтобы успокоиться от нахлынувших воспоминаний. Меня действительно поразила судьба этой вещи — предмет, реквизит для съемок, нашедший постоянное прибежище в городе грез и иллюзий. Его домом стал Голливуд!
Вот вам и мудрая судьба!
По правде говоря, мы такие, какими сами себя видим. Наше представление о себе может быть настолько убедительным для других, что возникает соблазн поверить, что все так и есть на самом деле. По мере приближения февраля я стал смиряться с тем, что придется отмечать восьмидесятилетие. В жизни человека есть два совершенно особых возраста: двадцать лет — первое приветствие жизни и всему, что она несет, и восемьдесят — время размышлений и подведения итогов.
Когда меня спрашивают о возрасте, я непринужденно отвечаю «четырежды двадцать», и это оттого, что я ощущаю себя четырежды двадцатилетним! А когда я смотрюсь в зеркало, мне кажется, что я среди тех, кому от шестидесяти до семидесяти пяти. Неужели восемьдесят? Господи помилуй!
Я догадывался, что совсем избежать празднования дня рождения не удастся, и подозревал, что кое-что уже готовится, потому что Пиппо и Лучано последние дни вели себя странно, куда-то все время исчезали, вели тайные переговоры по телефону, не отвечали на мои расспросы и все время где-то пропадали. Я решил, что они заняты организацией праздника, и умолял их сделать его поскромнее, потому что не так уж рвался отмечать эту дату.
Целую неделю по телевидению показывали мои фильмы, а газеты публиковали статьи о моем творческом пути, моем невозможном характере и о «постыдной» политической ориентации. Волей-неволей календарную дату отмечать было надо. Ощущение грядущего празднования витало в воздухе, но я даже не подозревал, какой снаряд вот-вот разорвется над моей головой. Я и представить себе не мог, что Пиппо и Лучано организовали колоссальное торжество в Оперном театре Рима, которое в прямой трансляции передавалось по телевидению.
Пришли все, все мое поколение, даже мои «исторические» противники, все, кто всю жизнь создавал мне трудности (они скривились и в этот день, когда приехал Берлускони, который вместе с Джанни Летта захотел лично меня обнять). Я получил массу подарков от далеких и близких друзей. Принц Чарльз прислал очень трогательное письмо, которое прочитала леди Джессика Шеперд, супруга посла Великобритании. Друзья, которые не смогли присутствовать лично, прислали видеозаписи: ах, какие поздравления я получил от Пласидо Доминго, Джоан Плоурайт, Мэгги Смит, Джуди Денч, Роберта Пауэлла, Оливии Хасси и многих, многих других. Хор «Метрополитен-опера» спел для меня поздравление вместе с солистами и техническим персоналом. Очень любезным и красивым было приветствие от токийского Императорского театра, далее следовали прелестный, специально сочиненный дуэт моих любимых близняшек сестер Кесслер, безумный танец цыганской труппы из Андалузии и еще, и еще, и еще… Казалось, вся планета, на которой я живу, хотела убедить меня в крепкой и долговечной любви и дружбе!
После того как было зачитано письмо принца Чарльза, моя приятельница Лина Вертмюллер сказала как бы шутя:
— Ну, хватит уже, тут только Папы Римского не хватает.
Не успела она произнести эти слова, как в заключение поздравлений я получил особое благословение Папы Иоанна Павла II.
В предыдущих главах я не стал рассказывать о важном решении, принятом в 1999 году, в тяжкий год, когда у меня начались серьезные проблемы со здоровьем. Если мне удалось пережить этот непростой период и вернуться к активной жизни, то обязан я этим поддержке и преданности моих ребят, Лучано и Пиппо, которые ни разу не отошли в сторону от моих проблем, не выказали усталости или неверия. Я давно решил, что должен дать им тот официальный статус, который они заслужили долгими годами тепла и привязанности, согревшими мои зрелые годы, и в 1999 году официально усыновил их.
Моя тетя Лиде говорила, что родных не находят в колыбели, а родственники часто оказываются сущими змеями. Настоящее родство не по крови, а по любви.
Со временем узнаешь людей, притираешься к ним, живя рядом, внимательно наблюдаешь, как они ведут себя в разных обстоятельствах, открываешь для себя их сущность, видишь, как они преодолевают жизненные препятствия. И наконец понимаешь, что отношения дружбы и взаимоуважения переросли в нечто большее — любовь между отцом и сыновьями.
Я уже рассказывал, что в последние годы на меня сыпались бесконечные неприятности со здоровьем: неудачно проведенные операции в самых знаменитых клиниках мира, инфекции, сердечная недостаточность и все прочее. Крестный путь, который я не сумел бы пройти без двух этих верных, неутомимых и упорных ребят. Я так зову их, потому что считаю их сыновьями, но это зрелые мужчины, и у каждого своя личная жизнь, на которую они имеют полное право. Так случилось, что их жизнь чудесным образом пересеклась с моей. И все эти годы они ни на минуту не оставляли меня, следовали за мной из больницы в больницу, из театра в театр, с одной съемочной площадки на другую, всегда поддерживали меня и несли радость. Не преувеличиваю, говоря, что мой творческий путь продолжается благодаря им. Если я до сих пор могу браться за очень серьезные дела (что следует из моего рабочего расписания за последние семь лет), то этим я обязан им, и только им.
Как можно не признать за собственных сыновей людей, которые отдают тебе всю жизнь, не впадая при этом в уныние и тоску? Для них ордена за гражданские заслуги будет мало, не то что акта об усыновлении!
Вскоре после своего дня рождения я поехал в Лондон, чтобы начать репетировать вторую комедию Пиранделло — напомню, что итальянская версия «Шести персонажей в поисках автора» в Национальном театре в 1991 году была очень удачной. Я никогда не видел хорошей постановки Пиранделло на английском языке. Мы с Шерманом много работали над проблемой его адаптации. В результате появился текст, который не был буквальным переводом, но очень «по-английски» передавал суть комедии.
В английском варианте она называлась «Absolutely! Perhaps?» и была очень созвучной Пиранделло. Уже само итальянское название «Это так, если вам так кажется» (Cosi è se vi pare) подчеркивает относительность реальности и иллюзии, потому что в конечном итоге Пиранделло видит жизнь как некий трагический фарс. И чем дальше он идет в этом направлении, тем больше захватывает зрителя. Это настоящий шедевр геометрии в драматургии: то, что кажется незыблемым сейчас, в следующее мгновение подвергается сомнению. Загадка растет, приводит в исступление действующих лиц на сцене и зрителей в зале. Каждый персонаж одновременно прав и неправ. Такой подход, характерный для всей драматургии Пиранделло, поставил массу неразрешимых вопросов в Англии, где ты можешь залезать в любые дебри, но в конце концов должен сказать, кто прав, а кто неправ, кто виновен, а кто нет. И вот, хорошо помня про сложные взаимоотношения англичан с театром Пиранделло, я сделал очень веселый спектакль, который с самого начала захватил зрителей и держал в напряжении до конца.
