Владимир Лесин - Атаман Платов
На том торжественном обеде Платов организовал сбор средств в пользу вдов и сирот, и сам отвалил две тысячи рублей. Кроме того, он заплатил за тех, кто попал в тюрьму за долги, и приказал освободить их.
Да, Платов был щедр. Своих долгов не считал, в том числе и царю. Транжирил с размахом войсковые деньги, и немалые. Казаки нищали, меж собою шушукались, осуждая атамана и за перенос донской столицы, и за наряд на службу вне очереди, и за расхищение войсковых земель, и за узкие мундиры, навязываемые силой, и за многое другое. А он все столы накрывал, тосты произносил, из пушек палил и слезы лил.
После царского дня рождения Платов долго лежал в постели, стонал, пил рассол. Вошел Смирный. Спросил:
— Как чувствуете себя, ваше сиятельство?
— То ли не видишь. Лихотит. Ломота во всем теле.
— Надо бы вам, Матвей Иванович, поберечь себя для Отечества, взять на некоторое время покой от должности.
— Как посмел ты говорить такое?! — вспылил Платов. — В кого ты хочешь превратить меня — в ребенка? На кого я буду похож, когда после таких несчетных милостей ко мне милосердного государя посмею испрашивать у него (даже на минуту) отдохновения от должности? Я скорее умру, чем решусь на это.
После столь энергичного протеста Смирному «не осталось ничего другого, как, взирая с сокрушением сердца на постепенное угасание сего заслуженного мужа, проливать слезы». Как видно, Николай Федорович тоже был чувствительным человеком.
Матвей Иванович, несмотря на непогоду, продолжал разъезжать по донским станицам и хуторам, проверяя, как исполняются его распоряжения.
Между тем прошло Рождество. Наступал новый 1817 год. Платов заранее отправил в Петербург поздравления их императорским величествам Александру Павловичу с Елизаветой Алексеевной и, конечно, Марии Федоровне, а через них и всем прочим членам императорского семейства, пребывавшим тогда в столице. В предпраздничную ночь отстоял Божественную литургию, сопровождавшуюся 101 выстрелом из орудий донской артиллерии.
Отпраздновав с возлияниями и Рождество, и Новый год, Платов стал готовить встречу царя. Приказал возвести две триумфальные арки. Стоят они теперь на въезде в Новочеркасск — с запада и с северо-востока — каменные, как в Москве и Петербурге, и напоминают нам не столько о посещении государем донской столицы уже после смерти атамана, сколько о тех временах, когда, по выражению Дениса Васильевича Давыдова, голова каждого русского «кипела отважными замыслами и грудь, полная обширнейших надежд, трепетала честолюбием изящным, поэтическим», напоминают о подвиге казаков в той великой войне и о неудержимом их галопе по Европе.
Александр Павлович тогда не приехал. Но дня именин государя Матвей Иванович не упустил — отпраздновал его так же шумно, как и день рождения. Приятно было погулять, порадовать преданных людей, но еще важнее — написать о том в столицу, напомнить о себе, чтоб не забывали.
А его и не забывали. В июле давний приятель по костромской ссылке и многим ратным походам Алексей Петрович Ермолов получил вдруг приятную возможность засвидетельствовать прославленному герою «чувства искренней привязанности». Встретив близ Тегерана начальника штаба Бомбейской армии полковника Джонсона, возвращавшегося через Персию и Россию в Англию, он рекомендовал его атаману как «человека отличных достоинств» и просил принять его.
Матвей Иванович не только принял английского гостя и показал ему во «всем блеске, что значит русский человек и донской казак», но и подарил ему отличной работы экипаж, предупредив его желание купить таковой.
В сентябре 1817 года, в праздник Воздвижения Животворящего Креста Господня, в Новочеркасск прибыл великий князь Михаил Павлович. Матвей Иванович устроил ему встречу, о которой потом с удовольствием вспоминали казаки. И всякий раз с новыми подробностями.
От границы Войска Михаила Павловича сопровождали генералы Максим Григорьевич Власов и Григорий Андреевич Дячкин. В пяти верстах от Новочеркасска великого князя встретили зятья атамана — Тимофей Дмитриевич Греков и Константин Иванович Харитонов — и сын Иван Матвеевич с конной командой. Сам Платов с донскими полками, выстроенными вдоль дороги, и многочисленными зрителями ожидал высокого гостя у городских ворот.
Михаил Павлович, не желая явиться перед донскими полками в коляске, потребовал выслать ему верховую лошадь. Матвей Иванович отказал, опасаясь, как бы лошади, перепуганные громом артиллерии и радостными криками встречающих, не выбросили царского братца из седла. Великий князь настаивал, еше два раза гонял офицеров свиты в Новочеркасск. Атаман был непреклонен.
— Ежели что случится, как явлюсь я к матушке-императрице Марии Федоровне, что скажу моей благодетельнице? Не дам! — сказал Матвей Иванович, как отрезал.
И не дал. Пришлось великому князю ехать в город в коляске. Палили пушки. Казаки кричали «ура!». Боевые генералы салютовали наградными саблями.
Михаил Павлович вышел из коляски и двинулся навстречу Матвею Ивановичу. Сблизились.
— Ваше императорское высочество… — начал было рапортовать атаман.
— Да будет вам, Матвей Иванович, — прервал его Михаил Павлович и обнял Платова. Растроганный старик заливался слезами.
Когда шум стих, к великому князю подвели лошадь под казачьим седлом. Дальше он поехал верхом.
У собора Михаила Павловича и членов его свиты — генералов Ивана Федоровича Паскевича, Александра Христофоровича Бенкендорфа и других — встречали протоиерей Иаков, местное духовенство, депутация от донского дворянства. Атаман рассказал гостям о войсковых регалиях, в разное время пожалованных казакам предками великого князя и выставленных перед входом в храм.
Ночевали гости в большом доме генерала Николая Васильевича Иловайского.
Утро 17 сентября началось с представления великому князю донских генералов и офицеров. Потом гости посетили канцелярию и экспедицию, госпиталь и гимназию. За городом наблюдали за артиллерийскими маневрами со стрельбой и учебными сшибками атаманцев с казаками других донских полков. В три часа был обед с тягучими льстивыми речами, а вечером — бал, открытый полонезом. Не зря атаман так часто и подолгу жил в Петербурге — многому научился.
На рассвете следующего дня Михаил Павлович в сопровождении казачьего полка верхом ускакал в Старый Черкасск, где встретил его хлебом-солью сам атаман, приехавший туда заранее. Сын Иван и внук Матвей стояли справа и слева от отца и деда и держали блюда с фруктами из собственного сада.
Завтракали в доме Алексея Васильевича Иловайского, человека воспитанного и образованного, авторитетного даже в столичных армейских кругах.
