Нина Демурова - Льюис Кэрролл
Временами Кэрролл страдал головными болями, казалось, что перед глазами двигаются какие-то угловатые формы. Однажды он потерял сознание в храме. Так как он стоял на коленях, опустив голову, все решили, что он молится, и не стали его беспокоить. Он очнулся в пустом храме, на полу были капли крови. Современные врачи затрудняются ставить диагноз по таким описаниям.
Некоторые из современников Кэрролла вспоминали о том, что его походка была неровной и напряженной; судя по всему, у него был остеохондроз. В конце 1891 года он перенес настолько жестокий приступ, что слег на четыре месяца. В феврале следующего года он записал, что доктор Брукс пробует лечить его массажем, но это не помогает.
Его навещали друзья; были и неожиданные визиты. Во время его болезни герцогиня Олбани, вдова принца Леопольда, гостила у ректора Лидделла. Узнав о болезни Кэрролла, она послала своих детей, принцессу Алису и принца Чарлза, навестить его. Их визит обрадовал Кэрролла; он играл с ними и научил их складывать из бумаги пистолеты. Его посетили также Вайолет и Рода, младшие сестры Лидделл; они пришли к чаю и настояли на том, чтобы подать ему чай в постель. К сожалению, знакомство с ними не продолжилось, хотя младшие сестры ничем не уступали старшим и были такого же возраста, как те, когда познакомились с Кэрроллом.
В конце концов он оставил свои болезни позади и продолжил прежнюю бодрую жизнь: совершал далекие прогулки, приобрел гири, чтобы держаться в хорошей физической форме.
В 1890 году Кэрролл опубликовал небольшую книжечку под названием «Восемь или девять мудрых слов о том, как писать письма». К ней прилагалась «Чудесная коробочка для марок», придуманная автором и изготовленная его сестрой Луизой, в которой было 12 отделений для марок различного размера и стоимости. На крышке коробки была изображена Алиса с ребенком на руках, на обороте — Чеширский Кот. Когда коробку открывали, картинка на крышке менялась на Алису с поросенком на руках, а Чеширский Кот — на улыбку.
Конечно, в свою книгу Кэрролл не внес все те правила, которым следовал сам: она была адресована детям и взрослым, у которых не было такой огромной переписки, как у него, и его советы были просты и весьма полезны; они не потеряли смысла и по сей день. Он давал ряд рекомендаций, в первую очередь «технических»: сначала наклеить на конверт марку и надписать адрес и лишь потом садиться за письмо, пометить в письме полную дату и адрес, держать перед глазами письмо, на которое отвечаешь, и пр. Всё это иллюстрировалось примерами из собственного опыта. Кэрролл предлагал читателям «золотые правила», которых следует придерживаться при написании писем. Вот некоторые из них:
«Не повторяйтесь! Высказавшись один раз ясно и со всей определенностью по какому-то вопросу и не сумев убедить своего друга, оставьте спорную тему. Повторяя свои доводы, Вы лишь вынудите его сделать то же самое. […]
Написав письмо, которое, по Вашему мнению, вызовет раздражение у Вашего друга, хотя Вы высказали всё именно так, как думаете, отложите письмо в сторону до завтра. Затем перечитайте его и постарайтесь представить, что оно адресовано Вам. Это нередко заставит Вас переписать письма заново, убрав уксус и перец и добавив меда, что превратит его в гораздо более съедобное блюдо! Если же, переписав письмо в как можно более мирных тонах, Вы всё же почувствуете, что оно может задеть Вашего друга, сохраните копию письма. Что толку несколько месяцев спустя оправдываться: “Я почти уверен, что никогда не говорил ничего такого. Насколько мне помнится, я сказал то-то и то-то”. Гораздо лучше иметь возможность написать: “Я не употреблял таких выражений. В моем письме было сказано следующее…” […]
Если Ваш друг допустил резкое замечание, то либо сделайте вид, что Вы этого не заметили, либо ответьте, но гораздо менее резко. Если же он сделает дружеское замечание, пытаясь загладить возникшее разногласие, ответьте ему в еще более дружеском тоне. Если бы в назревающей ссоре каждая сторона была склонна преодолеть не более трех восьмых, а при примирении — не менее пяти восьмых пути, то примирений было бы больше, чем ссор! Ситуация здесь такая же, о какой говорит ирландец, выговаривающий своей дочери за то, что ее никогда не бывает дома: “Вечно ты уходишь из дома! Раз придешь, а три раза уйдешь”. […]
Не стремитесь к тому, чтобы последнее слово осталось за Вами! Сколько споров можно было бы подавить в зародыше, если бы каждый стремился к тому, чтобы последнее слово осталось за другим!..»[162].
Как видим, этими мудрыми советами можно с успехом пользоваться и по сей день. И, что не менее важно, они многое говорят об авторе.
В поздние годы своей жизни Кэрролл был по-прежнему окружен молодыми знакомыми. Правда, теперь среди них было всё больше девушек и женщин двадцати — тридцати лет, которых он называет «детскими друзьями» по сравнению с собой (он считал себя уже стариком, что было обычным в те годы). Среди них было немало его прежних юных приятельниц, давно уже ставших замужними женщинами и матерями, но продолжавших поддерживать дружбу с ним. С некоторыми из них он не терял связи до конца своих дней.
К концу Викторианской эпохи нравы заметно изменились, но «миссис Гранди» по-прежнему зорко следила за соблюдением правил поведения в обществе. В своих письмах Кэрролл не раз с сарказмом упоминал эту символическую особу и продолжал по-прежнему бросать ей вызов, не обращая внимания на сплетни. Однако не все разделяли его точку зрения. 19 сентября 1893 года его давнишняя приятельница Гертруда Четуэй гостила у Кэрролла в Истборне. Сестра Мэри, до которой дошли слухи об этом, прислала ему тревожное письмо относительно его знакомых (судя по всему, речь шла о девушках, которым было за двадцать). Это письмо не сохранилось, и многие из современных исследователей посчитали, что ее тревожила дружба брата с детьми. По-видимому, они были введены в заблуждение тем, что юные приятельницы Кэрролла часто уменьшали свой возраст. Как бы то ни было, через два дня, 21 сентября, Кэрролл ответил сестре, что им незачем вступать в спор по поводу этого вопроса, так как «нет никаких разумных оснований предположить, что он изменит ее или его взгляды». Он отвергал «эту злостную безответственность», с которой люди распространяют сплетни, и заключал:
«Теперь я руководствуюсь лишь двумя критериями относительно того, могу ли я пригласить в гости какую-то девочку или девушку из моих друзей. Это, во-первых, моя совесть, которая решает, является ли такой поступок совершенно невинным и допустимым в глазах Господа, а во-вторых, ее родители, которые решают, одобряют ли они полностью то, как я поступаю.
