Эдуард Экк - От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868–1918
Справедливость требует сказать, что военный министр Гучков не нашел настоящей, деловой поддержки в созданной им военной комиссии под председательством бывшего военного министра Поливанова. Генерал Поливанов, а за ним и другие члены комиссии, только что назначенные на различные высшие должности военного управления, пошли гораздо дальше самого Гучкова и в угоду крайнему элементу в советах рабочих и солдатских депутатов вынесли постановление, что в русской армии, самой свободной в мире, все будут равны, не будет отдания чести и тому подобного. Одновременно появился приказ № 1,[357] который не был утвержден военным министром, но вопреки его воле проник в войска. Затем последовали указания о сформировании ротных, полковых, дивизионных и выше комитетов.
Теперь уже не подлежит сомнению, что и начальник штаба Верховного главнокомандующего,[358] и большинство главнокомандующих фронтами знали о намечавшемся перевороте и дали на него свое согласие. Когда же наступил самый переворот, вместо того чтобы отстаивать армию и уберечь ее от неумелых вредных посягательств, они спешили идти навстречу всем нововведениям, иногда даже расширяли их, лишь бы упрочить свое положение – и разложение армии пошло быстрыми шагами при благосклонном содействии большинства высших боевых начальников: главнокомандующих фронтами и командующих армиями. По крайней мере, на Юго-Западном фронте один только генерал Лучицкий остался чист как стекло, не пошел ни на какие компромиссы и на поставленный ему Гучковым вопрос:
– Так как же быть? – ответил:
– Теперь, когда все расшатано, поздно спрашивать, – и настоял на своем увольнении от службы.
В первые же дни после переворота был прислан текст новой присяги, причем указывалось, что при приведении к присяге присутствие священника не обязательно, но обязательна расписка каждого присягнувшего на особых листах, неграмотным вместо подписи ставить крест.
Генерал Брусилов не только торопил с приведением к присяге, но приказал, чтобы все присягающие, особенно генералы и офицеры, вышли в строй с красными бантами на мундирах. Присяга прошла во всем корпусе без всяких трений, везде с участием священников. Замечательно, что многие люди, совершенно охотно повторявшие слова присяги, целовавшие крест и Евангелие, очень неохотно писали свою фамилию на листах.
Когда же я объявил по корпусу приказ об обращении к солдатам на «вы», об отмене титулования при обращении к начальствующим лицам, солдаты вынесли постановление: «К офицерам обращаться, как указано, по чинам, корпусному же командиру не только продолжать говорить «Ваше высокопревосходительство», но и становиться при встрече во фронт и следить за тем, чтобы все это строго исполняли». Стоило большого труда заставить их вполне подчиниться новому приказу.
Когда же я объявил своему денщику, что согласно нового приказа я отныне буду ему говорить «вы», он как бы с укоризной посмотрел на меня и промолвил:
– За что же, разве я вам чужой стал?
Вообще, это требование обращения на «вы» есть желание исключительно фабричных и мещан. Крестьяне-земледельцы лучше понимают обращение на «ты». Послушали бы господа Соколовы[359] и компания, как запасные, особенно первое время после призыва, отвечая нам, начальникам, или спрашивая, говорили «ты, ваше высокопревосходительство», и такое обращение на ты не только не шокировало нас, а лишь указывало, что вот именно эти люди и есть самые близкие нам. А в деревнях все крестьяне беседовали с барином всегда по имени-отчеству и на «ты». И к государю же в народе все всегда обращались на «ты».
Выборы в комитеты также прошли гладко: люди при этом старались держать себя пристойно, и первое время нигде эксцессов не было. Особенно гладко прошли выборы в 82-й дивизии, где председателем дивизионного комитета был выбран командующий 1-й батареей 82-й артиллерийской бригады капитан, фамилию коего сейчас припомнить не могу. Когда он мне представил свой комитет, я напомнил людям, какие важные хозяйственные обязанности ложатся на них, что будет непростительно для них, если довольствие солдата хоть в чем-нибудь понизится. Капитана же я спросил, почему во всей его этой, казалось бы, совершенно новой для него деятельности с первых же шагов чувствовалось, что она ему совсем знакома, ничто его не удивляло, он сразу во всем разбирался и сам все направлял, а не шел за другими по течению? Капитан ответил:
– Ничего, Ваше высокопревосходительство, в этом нет удивительного, я до войны прожил пять лет в Аргентинской республике и ко всему подобному присмотрелся.
Наружно в корпусе все шло нормально, но один вопрос сильно волновал людей – вопрос земельный. Не будучи в состоянии сами разобраться, они подсылали просить меня помочь им в этом деле.
После тщательно собранных справок, я остановился на двух лицах – одном полковом враче и одном офицере, призванном из запаса при мобилизации. Оба выросли в деревне, служили по земству, хорошо знали крестьянский быт и их нужды. Солдаты с жадностью слушали их толкования, задавали им массу вопросов, и эти беседы вносили успокоение в солдатскую среду.
Другое зло, также связанное с земельным вопросом, – это сразу усилившееся дезертирство, люди самовольно отлучались и прокрадывались по ночам по направлению к железным дорогам.
Недели через две после переворота я присутствовал на церковном параде в день праздника 2-го полка[360] 70-й пехотной дивизии. Полк представился в хорошем виде, на приветствие ответили «здравия желаем, Ваше высокопревосходительство», но число рядов было неполное. Когда после молебна я провозгласил:
– За здравие великой державы Российской и Временного ее правительства, – музыка вдруг заиграла Марсельезу. Я тотчас же отмахнул и приказал играть полковой марш. Все остальное было проделано по уставу.
На Страстной неделе мне доложили, что в Яблоницу прибыла команда добровольно вернувшихся дезертиров в несколько сот человек. Так как на дворе было уже темно, я приказал поставить их на ночлег и накормить, а утром доложить, когда команда будет готова к выступлению. Выйдя на другое утро к команде, поздоровался с ними и скомандовал:
– С права и слева заходи ко мне.
Когда люди стали кругом, я им сказал:
– Если вы пришли, действительно раскаявшись в своей вине, с намерением честно послужить Родине и разделить труды со своими товарищами, то мы вам говорим: добро пожаловать; поднимите головы, смело идите на позицию, подходя к окопам осените себя святым Крестом и входите в них полноправными воинами. С Богом.
Вскоре после Святой распоряжением Временного правительства я был снят с командования корпусом и зачислен в резерв чинов Киевского военного округа. Моим преемником был назначен начальник 82-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Промтов.
