Петр Астахов - Зигзаги судьбы. Из жизни советского военнопленного и советского зэка
И сегодня этот день наступил. Она дождалась чуда!
Но годы и ожидания не прошли просто так. Ей всего 52, но в волосах седина и на лице морщины — следы, оставшиеся от этого времени.
— Здравствуй, мама, я возвратился!
* * *Так, 4 ноября 1955 года в этой необычной истории пропавшего и возвратившегося всем смертям назло сына была поставлена точка.
* * *Петр Петрович Астахов (лето 1945, Швейцария, г. Берн).
«Скоро домой!»
Петр Петрович Астахов (лето 1956, г. Баку).
После возвращения из карагандинской ссылки.
Петр Петрович Астахов (январь-февраль 1959, г. Баку).
После возвращения из карагандинской ссылки. В конструкторском бюро Азпромсвета.
Петр Петрович Астахов (1956–1957, г. Баку).
Петр Петрович Астахов (1957, г. Баку).
Петр Петрович Астахов (1973, г. Баку).
В Азербайджанском научно-исследовательском электротехническом институте.
Георгий Леонардович Крупович (лето 1954).
Озерлаг, г. Тайшет.
Георгий Леонардович Крупович (1958). На обороте надпись:
«Бедному Пете от товарища и друга на добрую память. 18.XI.1958».
Иван Поликарпович Зарайченков, инженер (1954).
В конструкторском отделе ЦАРМЗ′а в Озерлаге, г. Тайшет.
Справка о реабилитации П. П. Астахова (1982).
Послесловие
АСТАХОВ ПРОТИВ АСТАХОВА
ЗАПИСКИ ИСКРЕННЕГО ЧЕЛОВЕКА
Петр Петрович Астахов родился в 1923 г. — поколение, в 41-м году аккурат заканчивавшее школу. Родился он в иранском городе Энзели (Пехлеви), где его дед, его отец и дядя еще с дореволюционных времен работали на рыбных промыслах. В 1932 г. сыновья переселились в Баку, и детство Петра Петровича прошло в этом пестром и шумном многонациональном городе. «Интернационализм» торжествовал и в арестных списках 37-го года: из ближайших соседей Астаховых забирали аварца Османова, латыша Грюна и азербайджанца Меликова. Думаю, что натерпелся страху и отец автора — потенциальный «персидский шпион».
Уже одно то, что Астахов родился за границей, делало его подозрительным от рождения и на всю оставшуюся жизнь, но жизнь текущая добавила к этому фону новых красок. Даже в армию его так долго — до февраля 1942 г. — не призывали, и, как он сам полагает, именно поэтому. В армии, уже в Гудермесе, его неприятно поразила «халтурность» боевой подготовки резервистов. Она свелась к тому, что перед отправкой на фронт, их сводили в баню и выдали «медальоны смерти». Астахова и других бакинцев-резервистов влили в 42-й стрелковый полк 13-й гвардейской дивизии, в минометный батальон. Там, в украинском селе Старый Салтов, выпало Астахову пережить страшное зрелище — расстрел перед строем молоденького красноармейца-самострельщика:
«Свои убивали своего. Убивали молодого — перед такими же, как он, в назидание им, живым».
Зрелище это поразило впечатлительного солдата в самое сердце. Оно заставило его задуматься над природой смерти и над природой того государства и той атмосферы страха, в которых он жил:
«Я сам не могу забыть холодка страха, забирающегося внутрь, когда вдруг оказывался у здания ГПУ в своем городе. Зная, что под зданием находятся подвалы с арестованными, я невольно переходил на другую сторону. Я даже ловил себя на мысли о том, что это чувство давило на меня при встрече с работниками этих ведомств — так действовала их форма и цвет петлиц».
Его часть в окружение, а он в плен попал очень скоро — уже в мае 1942 г., под Харьковом. Его первой пересылкой стала тюрьма в Харькове, а первым немецким лагерем — дулаг в Первомайске на Буге. Там его, по-видимому, впервые допрашивали, заполняли карточку. Там же он пережил шок от расстрела немцами евреев и комиссаров и от предшествовавших расстрелу издевательств над ними.
В Первомайске Астахов записался в некие «специалисты». Сам он по наивности полагал, что вербуют в промышленность на оккупированной территории, откуда легко будет убежать к своим, но попал он не на восток, а на запад — в лагеря Восточного министерства Германии Цитенгорст и Вустрау — те самые, пребывание в которых ему «зачлось» при репатриации и фильтрации.
В начале декабря 1944 г. он и четверо других товарищей по Вустрау командируются в Рейхенау, что на Боденском озере на юге Германии, неподалеку от швейцарской границы. Отсюда — 17 февраля 1945 г. — побег в Швейцарию и интернирование в этой стране. После завершения войны — работа переводчиком в советской репатриационной миссии в Швейцарии и Лихтенштейне.
В ноябре 1945 г. он репатриировался и сам, а в декабре 1945 — арестован и примерно через год, после прохождении фильтрации, осужден по статье 58.1б к 5 годам ИТЛ, а потом, в 1948 г., еще раз — к 15 годам. В феврале 1955 г., после смерти Сталина и уменьшения срока он был досрочно освобожден со спецпоселения, вернулся в Баку, а после перестройки вынужден был перебраться в центральную Россию — в Переславль-Залесский.
Согласитесь, что довольно необычная, прямо-таки уникальная траектория!
2.Воспоминания Петра Астахова представляют двоякую ценность. Прежде всего — это кладезь уникальных фактографических сведений, что бесценно для историков как военного плана и коллаборационизма, так и для историков советских репрессий. Кроме того, они выводят нас на ряд более общих вопросов философско-морального плана.
В то же время они и сами, — для того чтобы быть точно и адекватно воспринятыми, — нередко нуждаются в основательном комментарии.
Взять, например, центральный для всего повествования эпизод — пребывание в Вустрау. Астахов описывает даже волейбольные баталии в этом лагере, но ни разу толком не объясняет, что за организация, собственно говоря, базировалась в Вустрау.
Восполним этот пробел. В Вустрау базировались так называемые «Курсы подготовки административного персонала для оккупированных территорий», созданные в 1941 г. изначально по инициативе Министерства пропаганды (министр Геббельс), но с образованием в декабре 1941 г. Министерства по делам восточных земель (министр Розенберг) переданные в его ведение.
Непосредственными инициаторами, с немецкой стороны, и ответственными за курсы являлись Кнюпфер, Лейбрандт и Паллон — сподвижники А. Розенберга, комендантом был другой сотрудник того же министерства — Френцель. Среди преподавателей большинство составляли представители русской белой эмиграции, в частности, Д. Брунст, Ю. Трегубов, Р. Редлих, В. Поремский и др., служившие в Министерстве по делам восточных земель. Курсы выявляли и готовили из числа советских военнопленных тех, кому можно было доверить серьезные поручения на оккупированных территориях, при этом явное предпочтение при наборе отдавалось фольксдойче.
