В. Балязин - Герои 1812 года
В сохранившихся письмах Александра Никитича Сеславина к старшему брату Николаю за август 1845-го и сентябрь 1850 года есть одна на первый взгляд ничего не значащая деталь: они содержат слова благодарности за сердечные поздравления. «Благодарю тебя за воспоминание обо мне, благодарю также и Софью Павловну[20], поздравь и от меня ее с наступающим днем ангела», — писал Александр Никитич 12 августа 1845 года. «Любезный брат Николай Никитич! Письмо твое от 29 августа я имел несравненное удовольствие получить. Благодарю тебя за все твои желания и память обо мне», — читаем в следующем письме от 15 сентября 1850 года.
Этих писем Николая Никитича, к сожалению, не сохранилось, но, очевидно, в них речь шла о каких-то сердечных пожеланиях брату, которые обычно принято высказывать в дни больших праздников или именин. На конец августа подобных праздников не приходилось. Остается последнее — именины. Действительно, 30 августа отмечалось как день Александра. Известно, что в те времена новорожденным часто давали имя по святцам. В семье Сеславиных также придерживались этого правила: сын Николай, родившийся 1 мая, праздновал день своего «ангела» 9 числа.
Поэтому есть все основания утверждать, что на свет Александр Сеславин появился в августе 1780 года. Первый крик новорожденного раздался в родовом имении — сельце Есемове, расположенном на берегу реки Сишки в Ржевском уезде Тверской губернии. Здесь Сеславин провел детство, обучился грамоте и здесь же ему было суждено завершить свой жизненный путь. Отец его — поручик Сеславин Никита Степанович, принадлежал к бедному мелкопоместному дворянству. Все его состояние заключалось в 20 душах крепостных. В 1795 году он вышел в отставку и определился в гражданскую службу, где получил должность городничего Ржева, насчитывавшего в то время около 3 тысяч жителей. Охранял «тишину и спокойствие» уездного города Сеславин-старший до конца жизни. «…В 1816 году, на свадьбе Анны Павловны (великой княгини. — А. В.), за ужином, императрица Елизавета… подошедши ко мне сзади и пожав мне плечи, сказала потихоньку: „Узнав о смерти Вашего батюшки, государь жалование его обратил в пенсию всех Ваших сестер за заслуги, которых Россия не может еще оценить…“» — писал Александр брату Федору. В наследство детям отец оставил единственное имение, к тому времени «заключавшееся в 41 душе крестьян и 750 десятин земли».
«1798 года августа 27 дня Ржевского городничего Никиты Степановича сына Сеславина супруга Агапия Петровна представися к вечным обителям; жития ее было 43 года и погребена на сем месте (Ржев, кладбище при Богородицерождественской церкви») — вот и все дошедшие до нас сведения о матери Сеславина. Грустно сознавать, что подобную незаслуженную участь этой женщины, помимо эпитафии, не оставившей другой памяти в потомстве, разделили многие матери героев 1812 года.
Кроме Александра, семья Сеславиных имела еще четырех сыновей и шестерых дочерей.
1789 год — начало Великой французской революции, год падения Бастилии, год побед Суворова при Фокшанах и Рымнике, год начала пути Сеславина к славе.
В марте Александр вместе с братьями Петром и Николаем, сопровождаемые отцом и крепостным «дядькой», в кибитках прибыли в Петербург. Не без хлопот поручику Сеславину, не имевшему средств, удалось определить старших сыновей на казенный кошт в Артиллерийский и Инженерный шляхетский корпус[21]. Это одно из старейших военно-учебных заведений России готовило офицерские и унтер-офицерские кадры для артиллерии и инженерных войск. В классах корпуса получили образование М. И. Кутузов, И. С. Дорохов, В. Г. Костенецкий, А. П. Никитин и другие герои Отечественной войны. Здесь же учился и А. А. Аракчеев, вошедший в историю как реакционер и временщик. Менее известен он в качестве преобразователя русской артиллерии.
Директор корпуса — просвещенный и опытный артиллерийский генерал П. И. Мелиссино проявлял поистине отеческую заботу в воспитании и образовании кадет. Благодаря ему здесь расширилось преподавание общеобразовательных дисциплин, большое внимание стали уделять изучению иностранных языков, а также практической и физической подготовке будущих офицеров. Преподаватели корпуса, по свидетельству их воспитанника генерала Н. В. Вохина, были «люди почтенные, знающие свой предмет и с любовью передающие его своим ученикам». По отзыву А. П. Ермолова, в 1793–1794 годах служившего корпусным офицером, «в артиллерийском корпусе военный мог приобресть если не обширные, то основательные сведения; библиотека (видимо, она привила Сеславину ту любовь к чтению, которая со временем переросла в „страсть единственную“), музей и практические занятия были большим пособием». Корпусные офицеры обязаны были «внушать кадетам правила нравственности, субординации, запрещать неприличные благородным детям игры и вселять в них охоту к занятию науками». За леность и нерадение, а также чрезмерные шалости воспитанников обычно секли розгами. Весьма характерно в этом случае замечание уже упоминавшегося генерала Вохина о том, что корпусные офицеры «жестоких наказаний не употребляли, но виновным проступки их не дарили».
«Недоросли от дворянства», записанные в кадеты (всего около 400 человек), разделялись по возрасту на три роты. Жили они в камерах (жилых помещениях) и обучались в классах в деревянных зданиях корпуса на Петербургском острове. Здесь Александру предстояло провести девять лет.
Годовое содержание одного кадета составляло 100 рублей. Из этой суммы в день расходовалось на питание 20 копеек. «До сих пор я не забыл, — вспоминал один из воспитанников корпуса, — с какой завистью смотрели мы, кадеты, на счастливцев, пользовавшихся покровительством старшего повара Проньки. Бывало, он присылал им хороший кусок мяса или лишнюю ложку горячего масла к гречневой каше, составлявшей одно из любимейших кадетских блюд. Ни за что более не ратовали кадеты, как за эту вожделенную кашу! Случилось однажды, что вместо нее подали нам пироги с гусаками, т. е. с легким и печенкою. Весь корпус пришел в волнение и нетронутые части пирогов полетели <…> со всех сторон <…> в наблюдателя корпусной экономии. К счастью, пироги были мягки и не так-то допеченные, отчего пирожная мишень осталась неповрежденною.<…> В то время мы не понимали причины кадетского покровительства каше, но впоследствии причина эта объяснилась мне в голодном столе, при котором гречневая каша, как блюдо питательное, должно было взять первенство над тощими пирогами с ароматною внутренностию давно убитого скота…» В то же время «на корпусный двор собирались ежедневно, кроме разнородной кадетской прислуги (при молодых баринах, поступивших в кадеты, для услуг состояли их дворовые люди. — А. В.), конфетчики, мороженщики, разнощики и торговки, со всякой всячиною съедомого, чем торговали они невозбранно от утра до вечера, <…> в часы свободных от учебных занятий. Нельзя было не удивляться доверчивости торговцев этих кадетам, нередко уплачивавших долги свои по производстве в офицеры».
