Юрий Сенин - Подлинная судьба Николая II, или Кого убили в Ипатьевском доме?
Облсовет предлагает всем Советским организациям, партийным, железнодорожным властям принять меры к аресту Яковлева и к возвращению поезда в Екатеринбург. В случае вооруженного сопротивления не следует останавливаться перед расстрелом Яковлева и пассажиров поезда». Эта телеграмма сделала свое дело. Омичи встретили Яковлева, расставив пулеметы… цепи красногвардейцев и закрыв железнодорожные пути. Яковлев, очевидно узнав о телеграмме, приехал в Омск на паровозе, оставив поезд на одном из разъездов. Тут его встретил представитель Зап. — Сиб. Совета т. Косырев, с которым мы к тому же успели уже переговорить по проводy и предупредить его. Яковлев оказался хорошим знакомым Косырева (они оба были в Каприйской школе.). Дело, кажется, было улажено тем, что решено было весь этот вопрос с путешествиями поезда передать на разрешение Я.М.Свердлову. Яковлев имел по этому поводу разговор с Кремлем из Омска. После него говорили с Кремлем мы. У аппарата были: я, Голощекин, Сафаров, Толмачев, Хотимский и Дидковский. Сначала с ними говорил один Я.М.Свердлов, потом подошел к аппарату и т. Ленин. Мы выразили возмущение поступком Яковлева, характеризуя его как авантюру и прямое нарушение известных нам распоряжений ЦК о переводе Николая в Екатеринбург. Я.М.Свердлов сказал, что по сообщению Яковлева мы намерены «ликвидировать» Николая, что ЦИК этого допустить не может и что Николай может быть возвращен в Ек-рг только при условии гарантии с нашей стороны за его целость. Мы такие гарантии дали, и Я.М. заявил что Яковлев вернется в Екатеринбург. Дня через два Яковлев с поездом был в Екатеринбурге. Поезд остановился в 2–3 верстах от города на ст. «Екатеринбург — товарная». Принимать Николая выехали: я, Дидковский, Голощекин и Авдеев. В вагоне Яковлева я выдал ему расписку, текст которой приводился неоднократно белогвардейскими газетами. Ее также подписал и Б.В. Дидковский. Помню, что когда я перечислял принятых лиц, то сделал ошибку: вместо «б. великая княжна», написал «б. великая княгиня», хотел исправить, но Дидковский остановил, сказав «пусть так и останется».
Для сдачи арестантов Я. выстроил свою команду цепью около поезда, приказал вывести из вагонов Н. А. и М. и, передавая их мне, назвал каждого. Затем мы их всех троих усадили в закрытый автомобиль, в который рядом с шофером сел Дидковский. Мы с Авдеевым сели во второй автомобиль, дали знак ехать, закрытый пошел первым, наш автомобиль вторым, и при полном ходе машин, без всякого конвоя через весь город мы доставили бывш. «царственных» особ в ипатьевский особняк. Чтобы отбить их, достаточно было устроить нападение 4–5 человекам; вооружены мы были: Дидковский — наганом, Авдеев — маузером, я — браунингом. Голощекин приготовил для конвоирования грузовик с солдатами (красногвардейцами) — но он почему-то остался на станции около поезда. Никогда Николай II, вероятно, так плохо не конвоировался.
И приготовления, и встреча, и условия содержания на первых порах «гостей» носили на себе печать той малоорганизованности и большой спутанности, которыми отличалось то время. Прежде всего у нас не было такой охраны для арестантов, которая по своей надежности вполне соответствовала бы важности узников. Наиболее надежные воинские (только что сформированные) части Красной Армии были в походе против Дутова, туда же были отправлены и все красногвардейские отряды. Поэтому на первых порах караул пришлось наряжать из частей гарнизона, и нельзя сказать, чтобы он был удовлетворительным. Когда мы привезли Николая, Алису и Марию из вагона, в карауле стояли какие-то прапорщики, взятые по мобилизации, которых пришлось через несколько часов сменить.
Через некоторое время вернувшийся с дутовского фронта Мрачковский сформировал из рабочих Сысертского завода специальный отряд для охраны «Дома особого назначения», как назывался особняк Ипатьева.
После «сдачи» арестантов у нас произошло объяснение с Яковлевым. Он высказал свое возмущение (!) теми мерами, которые мы приняли для возвращения его поезда в Екатеринбург, и тем, что мы осмелились заподозрить его революционную добропорядочность, все ссылался на то что он старый революционер и что он действовал как солдат, исполняя приказания свыше. Расстались мы полуврагами полудрузьями. Оставшихся членов Царской семьи и многочисленной челяди из Тобольска в Екатеринбург перевозили под руководством т. Хохрякова, уехавшего в Тобольск вскоре после отъезда туда Заславского; Хохряков оставался там в промежуток между отъездом Яковлева с царем до вывоза остальных комендантом губернаторского дома. После начала навигации, с первым пароходом оставил в Тюмень, а затем поездом оставшихся: княжон Ольгу, Татьяну, Анастасию и наследника Алексея, доктора Боткина и прислугу. Вместе с этими прибыли в большом числе придворные, находившиеся с царем в Тобольске, воспитатель Алексея — Жильяр и челядь: повара, горничные, няни и т. д.
Перевозка второй части прибывших была поручена т. Мрачковскому, ему же было поручено отсортировать прибывших: часть пропустить жить вместе с царской семьей, часть посадить в тюрьму, а остальную, большую часть просто не пускать в Екатеринбург и предложить им выбираться куда хотят.
В числе этих последних был и Жильяр, написавший потом книжку со своими воспоминаниями о Царской семье. Судя по этой книжке, большим умом этот воспитатель не обладал, и из наследника готовили такого же болвана, каким был сам Николай II. В тюрьму посадили кн. Долгорукова, гр. Татищева, кн. Гендрикову и еще одну какую-то высокопоставленную старуху. Кроме них, были посажены Нагорный — дядька (б. матрос) и еще один из челяди.
Переезд из Тобольска в Екатеринбург несомненно отразился в худшую сторону на «высочайших особах». Во-первых, екат-ский режим был организован применительно к тюремному (двойной высокий забор перед окнами, не позволявший видеть ничего кроме кусочка неба, ограничение прогулки одним часом, караул внутри здания в комнатах смежных с теми где жили арестанты), сокращение числа лиц окружавших арестантов в Тобольске и составлявших общество для ц. семьи, в-третьих, сокращение порциона (выдавалось в Екатеринбурге по 500 руб. на человека), в-пятых, контроль за перепиской (письма, приходившие с «воли» и отправлявшиеся арестантами просматривались мною), в-шестых — прекращение всякого рода свиданий с лицами, находящимися вовне и т. д.
Источники
1. Дневник императора Николая II. 1890–1906 г. М.: Полистар, 1991.
2. Дневник императора Николая II. М.: Орента. 1991.
3. Дневник императора Николая II. ГАРФ.
4. Последние дневники императрицы Александры Федоровны Романовой. Февраль 1917 г. — 16 июля 1918 г. / Под ред. В.А.Козлова и В.М.Хрусталева. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1999.
