Мэри Мейн - Эвита. Женщина с хлыстом
Существуют противоречивые сведения о том, был ли Хуан Доминго и в самом деле первым учеником или же обычным троечником. Истина же состоит в том, что в первые ученики в Аргентине в те времена (да и сегодня не многое изменилось) выбивались те, кто способен, подобно попугаю, слово в слово повторить урок и переписать его красивым почерком, не наделав на странице клякс. Письма, написанные Пероном лет в четырнадцать, выдают руку умелого копииста, а содержание – наивность школярского ума; они демонстрируют ту простоту, с помощью которой он частенько укладывал своих врагов на обе лопатки. Разумеется, он оказался на месте в военной академии, куда поступил в шестнадцать лет, поскольку обладал всеми качествами, какие только могли пожелать офицеры «прусской школы»: был высок, хорош собой, атлетически сложен и добродушен, и имел ум, охотно воспринимавший готовые идеи и идеалы. Он вышел из академии в 1915 году красавчиком и младшим лейтенантом.
Хуан Перон начал свою военную карьеру как раз в то время, когда Иполито Иригойен впервые стал президентом, и его боевым крещением стало участие в подавлении забастовок и народных волнений, которые парализовали Буэнос-Айрес в конце Первой мировой войны. По крайней мере однажды именно Перон приказал войскам открыть огонь по забастовщикам; не похоже, что он или его старшие офицеры получили тогда инструкции от правительства на этот счет, поскольку в другом случае, позволяя военным выставить конные патрули для охраны железных дорог, Иригойен приказывал, чтобы их не снабжали средствами самообороны. В 1945 году, когда Перон провозгласил себя истинным братом рабочего люда и поборником его прав, новое поколение «людей без пиджаков» позабыло о крови, пролитой в 1919-м, и с готовностью приветствовало своего благодетеля.
Во время президентства Иригойена и Альвеара Хуан Перон потихоньку делал карьеру в армии. Он был трудолюбив и амбициозен, но не блистал; ему всегда лучше удавалось использовать знания других людей, нежели приобретать их самому; в написанном им огромном количестве брошюр по военной технике найдется не много оригинального, и Перона даже обвиняли в плагиате. В 1928 году, получив капитанские погоны, он женился на Аурелии Тизон. Потота, как ее называли в семье, была школьной учительницей, милой, простой девушкой, с некоторой претензией на образованность. Похоже, брак оказался счастливым; ведь даже старая донья Хуана одобрила его – вероятно, она иногда приезжала с юга, чтобы навестить своего преуспевающего сына, – поскольку она носила на груди брошку с миниатюрным портретом Пототы. Это делает честь такту молодой жены – вряд ли ей легко было найти общий язык с крепкой старухой из Патагонии… Семья Тизон твердо стоит на том, что Хуан Доминго был благонравным, снисходительным мужем и мог гордиться своей талантливой маленькой женушкой, которая не только рисовала и писала красками в самой изящной манере, но даже переводила для своего мужа статьи из английских учебников военного дела. Тот первый брак представляет нам картинку провинциального довольства. Жаль, что у молодой четы не было детей; но еще больше жаль, что в 1938 году Потота умерла.
В течение десяти лет, прошедших со времени его первой женитьбы, Хуан Перон лишь однажды участвовал в политических баталиях; когда генерал Урибуру маршем прошел к Каса Росада и сбросил дряхлого Иригойена, Перон двигался во главе своей группы и конной охраны по одной из близлежащих улиц, название которой, по иронии судьбы, он позже самолично изменил на Калье Иполито Иригойен – в честь пожилого человека, которого он помогал свергнуть. Может быть, в этой бескровной акции Хуан Перон впервые привлек к себе внимание старших офицеров. Позже, в тридцатые годы, в звании подполковника, он получил пост военного атташе в посольстве Аргентины в Чили. Чилийское правительство обратилось с просьбой отозвать его по обвинению в шпионаже, а двое чилийцев, обвиненных вместе с ним, отправились в тюрьму. Как раз по возвращении из Чили Перон обнаружил, что стал вдовцом.
Он искренне оплакивал смерть своей молодой жены. Друзья тех лет свидетельствуют, что довольно долго он отказывался искать утешения, хотя вполне допускалось, что он займется этим немедленно. В следующие два-три года Перон целиком и полностью посвятил себя службе. Он просто создан был для армейской жизни в мирное время; привлекательный, общительный, с чувством юмора, он не слыл остряком, но умел шуткой обратить ситуацию в свою пользу; он был прекрасным наездником и мастерским фехтовальщиком, хотя и не похоже, чтобы он когда-нибудь использовал свое умение для защиты чести, как до сих пор поступают многие аргентинцы; он любил поесть и выпить и, оправившись от горя, находил приятной компанию хорошеньких женщин; в довершение всего ему нравилось быть душой общества. Недалеким людям он казался образцом ума и добропорядочности; в его хвастовстве присутствовало даже некое обаяние, и при всем том он был не так прост, как хотел казаться. Если его вранье разоблачалось, он тут же со смехом объяснял, что, разумеется, он и не думал дурачить своих слушателей, что его блеф предназначался для простаков, готовых, в отличие от присутствующих, поверить любой чуши, и тем самым располагал к себе аудиторию, так что все они чувствовали себя его сообщниками. Но природная склонность к сибаритству не мешала Перону быть предельно жестким в достижении своих целей и ненасытным в работе.
Еще до начала Первой мировой войны, когда Англия всячески развивала торговлю с Аргентиной, Германия принялась завоевывать не столько народы Латинской Америки, сколько их армии, посылая на континент военные миссии и приглашая перспективных молодых офицеров с ответными визитами в Берлин. Немцы видели, что в республиках Южной Америки, где трудящиеся все еще практически полностью зависели от знати, в том числе и как политическая сила, правительства, если даже они не оказывались в своих креслах благодаря военному перевороту, по большей части были марионетками в руках армии. Продуманная и хладнокровная пропаганда привела к тому, что Аргентина в течение двух мировых войн оставалась пассивным союзником Германии, базой для работы ее агентов и новым оплотом ее идеологии. Аргентинская армия создавалась по образцу прусской – от формы и военной муштры до вооружения и военной теории, и еще с тех времен, когда Перон поступил в военную академию, несла в себе черты немецкого авторитаризма, лишь в малой степени притупленного недостатком дисциплины, свойственным латинскому темпераменту. Именно эта ситуация явилась фундаментом для превращения Перона в диктатора, хотя на его месте могла с тем же успехом оказаться сотня других, но только после смерти жены и деловой поездки в Европу его стремление к дешевой популярности получило новый толчок и превратилось в маниакальную жажду восхвалений. В 1939 году Перона послали в Европу изучать современную тактику ведения боя в горах, а поскольку армия находилась под немецким влиянием, главным средоточием его интересов стала Германия и ее союзники. Он, так же, как и его начальство, был убежден, что Германия выйдет из войны победительницей; восторг перед открытой демонстрацией силы заменял ему понимание той духовной мощи, что таилась в сердцах не столь воинственных народов. Он полагал, что любого человека можно купить, и в первую очередь апеллировал к жадности и эгоизму.
