Дм. Хренков - Александр Гитович
«Точным командирским языком» поэт рассказывает о приготовлениях к беспримерному бою. Против целой банды басмачей комиссар отправился только с четырьмя бойцами: больше нельзя было взять в самолет. От места приземления этот крохотный отряд шел 12 километров пустыней. Марш был нелегким, особенно для пулеметчика, который нес на широком плече свое оружие, «радуясь, что зноя в такое время суток нет еще». Гитович не торопится начать бой. Он рисует картину рассвета, которая по контрасту должна усилить центральный эпизод поэмы.
Рождалось утро, тихое, простое,
Был крови след ему невыносим.
И кони, сбившись в кучу, спали стоя,
И неземные травы снились им.
И бой грянул. К сожалению, он описан бегло, скороговоркой. От этого победа советских воинов над басмачами выглядит несколько облегченной. Но, сдается мне, поэт и не ставил перед собой такой задачи. Цель его была иной, более важной — показать здравый смысл отваги. Именно это качество — определяющее в характере комиссара. Комиссар безошибочно рассчитал, что появление его в городе, затерянном в горах, куда красноармейские части могли добраться лишь за несколько дневных переходов, будет главным его оружием. Так оно и случилось. Когда комиссар с винтовкой наперевес появился на базарной площади, где воины ислама предвкушали скорый завтрак, а «просвещенный Файзула» уже «руки окропил перед едою», «басмачи глазам своим сначала отказывались верить наотрез». Но перед ними было не видение. Комиссар спокойно и точно послал затвором винтовки патрон и нажал на спусковой крючок. И басмачи уже не сомневались: он пришел во главе своей дивизии. Горстка храбрецов наголову разбила банду Файзулы.
Поэма «Город в горах» была написана в 1938 году и продолжила оборонную тему в творчестве поэта. Он не сомневался, что ему снова и снова придется к ней возвращаться. Об этом он говорит в последнем обращении к читателю:
Еще не раз ударит гул набата,
На всех фронтах
Не кончена борьба,
И по барханам
Желтым и горбатым
Нас понесет
Военная судьба.
Три года отделяют поэму «Город в горах» от стихотворения «Смерть Толмачева» и почти шесть от «Коробицына». За это время Гитович продвинулся далеко вперед.
В новой книге «День отплытия» (1936) появился цикл стихов с заглавием «Открытые дневники».
Цикл состоит из восьми коротеньких стихотворений о любви. Они пронизаны солнцем. Поэт точно и тонко передает состояние влюбленности, когда и звезды становятся светлей, и веришь безотчетно «в то, что весело на свете, что существует братство на земле».
«Открытые дневники» обнаружили новые стороны его дарования. Оказалось, что певец военного мужества и ратного подвига может быть нежным лириком. Недаром, обращаясь к любимой, он говорит: «Я бы мог коснуться не стихами, а просто сердцем — сердца твоего». Мы читаем эти дневники с таким ощущением, как будто близкий человек дал нам свои письма, а может, и вернул наши собственные, которые он только бережно сохранил. Ведь то, о чем идет речь в этих стихах, было пережито и нами. Вот почему «Открытые дневники» сразу же нашли благодарный отклик самых широких кругов читателей.
Пройдет немного времени, и Гитович снова вернется к лирике, я имею в виду цикл «Разлука. Единственное невеселое путешествие» (1939). Цикл был написан между 5 октября и 17 ноября. За это время поэт побывал в Мончегорске, Мурманске, Кировске, Кандалакше и в других местах Заполярья.
Предвоенные годы были отмечены значительным вниманием к любовной лирике. В студенческих общежитиях зачитывались поэмой К. Симонова «Пять страниц», широкую известность получили стихи С. Щипачева, вышла книга В. Луговского «Каспийское море», летом 1940 года впервые после долгого перерыва появился сборник А. Ахматовой («Из шести книг»). Тысячи юношей и девушек, знавшие наизусть «Стихи о советском паспорте» В. Маяковского, обнаруживали у него обойденные школьной программой «Облако в штанах» и «Про это», увлекались поэзией С. Есенина.
Неудивительно, что стихи Гитовича с присущей им обнаженностью чувств, предельной доверительностью сразу же получили широкую известность.
Циклу «Разлука» было посвящено специальное обсуждение в Союзе писателей. Оно состоялось в мае 1950 года. Многие из нас тогда только что вернулись с финской войны. Она была недолгой, но за три месяца мы расстались с безмятежной юностью. Нам довелось пройти сквозь огонь, собственными руками рыть первые братские могилы и положить в них лучших друзей. Что-то изменилось в нас. Мы еще не знали что. Но тем не менее молодая кровь бурлила в наших жилах. И как ни трудно было смотреть в глаза матерей наших товарищей, оставшихся в снегах Финляндии, мы не могли скрыть собственной радости: ведь мы выжили, вновь видим Неву, а за каждым поворотом улицы нас может ожидать большая любовь.
Наверное, это все вместе взятое, а также и то, что «Разлуку» написал наш старший товарищ, тоже побывавший на фронте, предопределило особое восприятие этих стихов.
Сохранилась стенограмма обсуждения этого цикла в Доме писателя имени Маяковского. Не все были единодушны в оценке стихов. Но большинство отмечало возросшее мастерство поэта. Ольга Берггольц говорила, что в стихах «Разлука» есть «тайна поэта», «то, что обязательно для стихов»: в них «события, чувство… вынесено как бы за стихи, оно не названо целиком в стихе… читателю предоставляется заполнять личным опытом то, о чем говорит поэт. Он дополняет, и поэтому-то стихи не стареют, и поэтому-то стихи нас и волнуют».
В «Разлуке» поэт был занят поиском очень точного слова, способного с предельным лаконизмом передать возможно больше душевной информации. Стихи цикла, как почти всегда у Гитовича, невелики по размерам. В них восемь, двенадцать, максимум двадцать строк, но в этих строках спрессовано столько мысли, чувства, настроения, что каждое стихотворение можно рассматривать как поэму.
В самом деле, прочтем первое же восьмистрочное (Так у автора — Д.Х. На самом деле в стихотворении 12 строк. Примечание сканировщика.) стихотворение, с нарочитым названием «Бедные рифмы». Формально название стихотворения точно: в нем использованы действительно бедные, глагольные рифмы. Маяковский говорил: «Рифма связывает строки, поэтому ее материал должен быть еще крепче, чем материал, пошедший на остальные строки». Гитович пренебрег этим правилом.
Невесело мне было уезжать.
А, думаешь, мне весело скитаться,
В гостиницах унылых ночевать,
Чего-то ждать в пути — и не дождаться,
Чему-то верить, в чем-то сомневаться
И ничего как следует не знать?
Наверно, в жизни нужно зарыдать
Хоть раз один. Не вечно же смеяться
Сумевшему внезапно угадать,
Что нам придется навсегда расстаться,
Что в час, когда сердца должны смягчаться,
Я не смогу ни плакать, ни прощать.
Разве мы замечаем «бедные рифмы»? Разве думаем о том, как написаны стихи? Нас просто захватывает исповедь. Чья она? Лирического героя? Поэта? А может быть, наша с вами?
