Жорес Медведев - Из воспоминаний
Он сказал, что ему часто приносят или присылают много разных документов, воспоминаний и художественных произведений, которые связаны с темой сталинских репрессий. Опубликовать их сейчас нельзя, времена изменились, но он, Симонов, тщательно хранит эти материалы в личном архиве. Он готов разрешить мне прочесть эти рукописи, но при двух условиях: я должен читать материалы из его архива в его же квартире и не делать из них выписки. Если мне нужно будет сделать выписку или сослаться на тот или иной материал, то Симонов должен будет испросить на это согласие автора мемуаров. Конечно, я с радостью согласился на эти условия.
Работа началась в тот же день, так как Симонов куда-то уезжал. Меня он оставил в кабинете и дал несколько рукописей, достав их из большого шкафа, заполненного папками. Симонов сказал, что я могу приезжать к нему для работы и в те дни, когда самого хозяина нет дома. Мне нужно лишь уведомить его заранее, чтобы он оставил нужные материалы и предупредил родных.
Я действительно не делал при работе никаких выписок, но не мог выключить память. Не буду писать о подробностях работы в симоновском кабинете. Уже в первый день я убедился, что он хранил в архиве материалы трех видов. Часть рукописей была дана писателю только для хранения – до лучших времен. Авторы таких работ были бы явно недовольны их преждевременной публикацией или распространением в Самиздате. Возможно, что копии этих же материалов авторы направляли в ЦК КПСС, в Институт марксизма-ленинизма или в институты истории АН СССР. Но те же авторы, не слишком доверяя государственным и партийным архивам, хотели подстраховаться, отдавая свои материалы Симонову.
Позднее я сам стал получать такого рода материалы – для хранения. Я не мог использовать их в своих книгах, и мне пришлось создать для таких материалов особый архив вне квартиры, так как в 60–70-е годы я не был застрахован не только от давления, но и от обысков. Читая или просматривая такие материалы в архиве Симонова, я не делал из них никаких выписок и позднее не использовал их в своей работе, хотя, конечно, они косвенно помогали мне, так как давали возможность лучше понять детали и подоплеку некоторых важных событий.
Но в архиве Симонова были и такие рукописи, из содержания которых, а то и из прямых авторских предисловий было очевидно, что авторы передали их Симонову в надежде на публикацию. После издания первых повестей и рассказов Солженицына в «Новом мире» многие взялись за перо или достали из ящиков стола ранее написанное. Эти авторы явно хотели, чтобы их работа получила известность. Такова была, например, рукопись бывшего секретаря обкома из Казахстана Н. Кузнецова, который пытался бороться хотя бы в пределах своей области с произволом НКВД, обращался лично к Сталину и Маленкову, был арестован и провел пятнадцать лет в тюрьмах и лагерях. Будучи реабилитированным, Кузнецов стал работать лесничим где-то вдали от Москвы. Он хотел полного уединения, но теперь считал своим долгом рассказать обо всем, что знал и пережил.
Хранить подобные рукописи в каких-то малодоступных архивах означало идти против ясно выраженной воли авторов. В таком случае, придя домой, я записывал по памяти главные факты и свидетельства, которые узнал из прочитанных работ.
К третьей части архива Симонова относились многочисленные стенографические записи рассказов военных – от младших офицеров до маршалов. Симонов приглашал этих людей к себе, и беседы с писателем или их рассказы и свидетельства стенографировались и записывались на машинке – для такой работы у Симонова были хорошие помощницы. Все эти записи Симонов готовил и как материал к своим романам о войне, и просто как основу для честного освещения истории Великой Отечественной войны.
Из этой части архива я успел познакомиться лишь с некоторыми материалами, да и не со всеми из них Симонов хотел меня знакомить. Он сказал, например, что у него имеются почти четыреста страниц записей рассказов и свидетельств маршала Г. К. Жукова, но я этих записей не читал и не решался просить. Все это происходило за несколько лет до публикации обширных, но сильно «прореженных» цензурой мемуаров Жукова, в которых отдельные страницы написаны не самим маршалом, а редакторами его книги. Без искажений мемуары Г. К. Жукова изданы только в 1990 году Симонов знакомил меня лишь со «сталинской» частью архива, в котором было, конечно, и много других частей. Союз писателей СССР был в то время очень крупным учреждением по делам литературы, а Симонов – одним из наиболее влиятельных секретарей.
Я не злоупотреблял вниманием ко мне Симонова и работал в его кабинете на улице Черняховского не более четырех-пяти раз – с начала 1965 года до начала 1966 года. Должен отметить, что свой архив Симонов содержал в образцовом порядке. Все рукописи были заботливо разобраны, помещены в папки-скоросшиватели, для каждой из которых определено место в большом шкафу. Но я не мог избавиться и от другого впечатления – как все же мало использовал Симонов имеющиеся у него материалы и свидетельства в романах и очерках. Насколько богаче и сильнее могли бы быть его книги, если бы он в большей мере опирался на собранный им архив.
Однако как раз в 1965–1966 годах идеологическая обстановка в стране изменилась не в лучшую сторону, а Симонов не хотел, да и не мог плыть против течения. Осенью 1966 года даже избранная часть фронтовых дневников Симонова «Сто дней войны» была запрещена к публикации. Эта работа была уже принята редакцией «Нового мира», подготовлена к выходу в свет в трех номерах, и первый из них, кажется, № 9, был уже отпечатан и лежал в типографии. Это означало, что у цензуры нет возражений. Возражения возникли позже – у тех, кто стоял выше цензуры. Несколько дней шли какие-то споры, но потом тираж был уничтожен. Твардовский запретил заменять материал Симонова другим, и мы получили очередной номер журнала не только с большим запозданием, но и в уменьшенном объеме: вместо обычных для журнала двухсот пятидесяти страниц в № 9 было меньше двухсот.
Когда мы познакомились, Константин Симонов уже работал над третьей частью военной трилогии с условным названием «Сорок пятый год». Предполагалось углубить анализ событий грандиозных завершающих боев, полного разгрома Германии, победы и более полно дать образ Сталина. Не знаю, что уже было написано, а что еще оставалось только в планах и замыслах, но Симонов не хотел работать «в стол», он хотел видеть свои произведения напечатанными. Поэтому он изменил планы и издал через несколько лет совсем другой роман – «Последнее лето» – о военных сражениях в Белоруссии в 1944 году (в одном из боев главный герой трилогии генерал Серпилин гибнет – от случайного осколка). Это было болезненным поражением для Симонова, хотя он и получил в начале 70-х годов Ленинскую премию по литературе. Но такую же премию получил вскоре и Леонид Ильич Брежнев – за свою трилогию.
