Анатолий Левандовскнй - Максимилиан Робеспьер
Новое царствование на первых порах кое-кому казалось началом новой эры. Это была иллюзия. Двор быстро разделался с дальновидными министрами вроде Тюрго или Неккера. Траты непомерно росли. Легкомысленная и властная Мария Антуанетта, которую народ наградил титулом «мадам Дефицит», вернула двору внешний блеск времен короля-солнца. Одно празднество сменяло другое, балы чередовались с пышно поставленными театральными представлениями, охота поражала размахом.
А денег в казне не было…
Государственный дефицит рос со дня на день. С миллионов счет переходил на миллиарды. И вот наступил момент, когда казна оказалась не в состоянии оплачивать процентов по займам, а без займов абсолютная монархия не могла более существовать.
Тогда решили вспомнить историю. В прежние времена, если монарх оказывался в столь затруднительном положении, вотировался чрезвычайный налог, помогавший срочно залатать прорехи; но подобный налог могло разрешить лишь одно из сословно-представительных учреждений: либо собрание нотаблей, либо Генеральные штаты. Собрание нотаблей гораздо более устраивало корону, ибо нотабли — лидеры привилегированных и немногочисленные представители третьего сословия — вызывались королем поименно, в то время как в Генеральные штаты делегаты трех сословий избирались самим населением.
И вот в 1787 году нотабли созваны. Учитывая, что сбором экстренного налога вопрос не разрешится, правительство волей-неволей оказывается вынужденным вспомнить планы Тюрго. Перед нотаблями осторожно ставят проект изменения налоговой системы. Пускай часть налогов уплачивают привилегированные сословия, ибо кому же помочь дворянской монархии, как не дворянству, в интересах которого она существует!
Но принцы, герцоги и епископы, привыкшие обирать казну, смотрят на это совсем иначе. Они возмущены. Нет, они не могут поступиться своей важнейшей привилегией, они не станут платить ни одного су, ибо уплата налога — дело податного, подлого населения, всех этих грязных торгашей и мужиков. Оскорбленные в кровных принципах, нотабли-привилегированные не хотят понимать своего короля, и последнему не остается ничего другого, как распустить их.
Этот на первый взгляд парадоксальный, а по существу в данных условиях вполне закономерный конфликт между правительством и высшими сословиями был прологом великой драмы, являясь лишь одной из форм проявления общего безысходного кризиса всей феодально-крепостнической системы хозяйства предреволюционной Франции.
Действительно, финансовый крах 1788–1789 годов тесно переплетался с застоем в промышленности и торговле и со страшным неурожаем и голодом в деревне. Народ проклинал своих поработителей. Поднималась новая мощная волна крестьянских и плебейских движений.
Теперь даже двор понял, что без податного обложения дворянства и духовенства не обойтись. Это казалось единственным средством, позволившим оттянуть приближение революция.
Однако все усилия правительства не могли сломить сопротивления привилегированных. Парижский парламент категорически отказался зарегистрировать королевский эдикт о новых формах налогов, причем — случай беспримерный в истории — не помогло даже заседание с участием короля. Желая дать решительный отпор правительству, парламентарии торжественно объявили, что право утверждать новые налоги принадлежит исключительно Генеральным штатам.
Так высшие сословия в погоне за сохранением своих привилегий нанесли страшный удар своей собственной опоре — абсолютной монархии. Дорого им пришлось расплачиваться за эту ошибку!
Требование созыва Генеральных штатов вскоре сделалось лозунгом всей нации. И вот монархия под дамокловым мечом банкротства, слыша грозный ропот народа, ежеминутно готового начать всеобщее восстание, решила пойти на эту крайнюю меру. Одновременно король вновь пригласил на пост министра финансов популярного среди третьего сословия Неккера. Королевский эдикт объявил созыв Генеральных штатов сначала на 27 апреля, затем на 5 мая 1789 года.
Слухи о предстоящей сессии Генеральных штатов быстро распространялись по Франции. Они достигли Аррасса еще летом 1788 года. Город был охвачен волнением. В учреждениях, в салонах, на улицах без конца обсуждали возвращение к власти Неккера и перспективы на будущее. Один лишь Максимилиан Робеспьер не участвовал во всеобщей суете. Он заперся на несколько дней в своей комнате. Когда он вышел оттуда, его лицо было бледнее обычного. В руках он держал аккуратно перевязанную рукопись — свой ответ на текущие события. Это было воззвание к народу провинции Артуа о необходимости коренного преобразования провинциальных штатов. Полное гневных обличений и политических выпадов, новое сочинение Робеспьера резко отличалось от его прежних конкурсных работ и академических докладов.
«…Нашим штатам, — писал Робеспьер, — нет дела до нужды и нищеты задавленного поборами народа; у них не находится денег, чтобы дать народу хлеб и просвещение, но они необычайно щедры, когда требуется отпустить огромную сумму денег губернатору, которому понадобилось выдать замуж дочь… Наши деревни полны обездоленных, поливающих в отчаянии слезами ту самую землю, которую понапрасну возделывают в поте лица. Вследствие нищеты большая часть крестьян опустилась до такой степени, когда человек, всецело поглощенный заботами о поддержании своего жалкого существования, становится уже неспособным сознавать свои права и устранить причины своих несчастий…»
Выход, по мысли автора, заключается в коренной реформе штатов Артуа, в превращении их в истинное народное представительство. Только в этом случае штаты смогут противостоять злоупотреблениям администрации и действительно заботиться о жизни народа. Эта реформа должна произойти сейчас, немедленно, ибо «настал момент, когда искры священного огня дадут каждому жизнь, смелость и счастье!»
В прежнее время за выпуск подобной брошюры тюрьма в одинаковой мере угрожала бы и автору и издателю. Однако времена меняются, дух близкой революции уже витает повсюду, и две с половиной тысячи аналогичных брошюр выходят в разных концах Франции к зиме 1788 года.
Но вот прошла эта зима, и раннее весеннее солнце поднялось над Аррасом. 17 марта 1789 года старшины города торжественно объявили, что жители, принадлежавшие к третьему сословию, должны собраться в понедельник, 23 марта, в 7 часов утра в церкви аррасского коллежа для первичных выборов.
Максимилиан Робеспьер успешно прошел все инстанции: он был выдвинут сначала в качестве одного из двадцати четырех выборщиков от третьего сословия Арраса, затем участвовал в объединенном собрании с уполномоченными от сельских сходов, где ему было поручено составить сводный наказ от избирательного округа, и, наконец, был избран общим собранием выборщиков третьего сословия всей провинции Артуа как депутат в Генеральные штаты.
