Филипп-Поль де Сегюр - История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта
Наполеона напрасно пытались успокоить. Сложившаяся ситуация была трудной для Бернадотта: уступка Финляндии России отделила Швецию от континента, сделав ее почти островом и тем самым включив ее в английскую систему. При данных обстоятельствах гордость Наполеона не позволяла ему использовать этого союзника, чьи предложения он считал оскорбительными; возможно, в новом шведском монархе он всё еще видел Бернадотта, своего подданного и подчиненного военнослужащего, который теперь выбрал независимое поприще. С этого момента его инструкции своему министру носили отпечаток этого взгляда; так он, можно сказать, подслащивал пилюлю, однако разрыв становился неизбежным.
Неясно, что более всего способствовало разрыву, — гордость Наполеона или старая зависть Бернадотта; однако понятно, что мотивы первого были благородными.
Дания, как он говорил, была его самым верным союзником; ее приверженность Франции стоила ей потери флота и сожжения столицы. Должен ли он отплатить за верность, подвергшуюся столь жестоким испытаниям, предательским актом — отнять у нее Норвегию, чтобы передать последнюю Швеции?
Что касается субсидии, которую просила у него Швеция, то император ответил так: «Если война велась бы исключительно за деньги, то Англия всегда превзойдет меня в этом. Триумф, достигаемый подкупом, есть проявление слабости и низости». Вернувшись к теме своей раненой гордости, он закончил разговор восклицанием: «Бернадотт ставит мне условия! Он воображает, что после этого будет мне нужен? Я скоро приобщу его к своей победной карьере, и он вынужден будет следовать моей монаршей воле».
Англичане, активно действующие подкупом и находящиеся вне сферы его влияния, здраво оценивали слабости его системы и нашли деятельных союзников в лице русских. В течение последних трех лет они пытались загнать войска Наполеона в испанские ущелья и истощить их там, а теперь они должны были использовать мстительную враждебность шведского принца.
Зная, что активное и неугомонное тщеславие людей, поднявшихся из низов, всегда беспокойно и чувствительно в присутствии старых парвеню, Георг и Александр были щедры на обещания и лесть и таким образом обхаживали Бернадотта. Они ласкали его именно тогда, когда разгневанный Наполеон ему угрожал; они обещали ему Норвегию и субсидию, когда Наполеон, вынужденный отказать ему в Норвегии, которую он не мог забрать у своего верного союзника, овладел Померанией. Когда Наполеон, монарх, возвысивший себя сам, полагавшийся на верность договорам, на память о прошлых благодеяниях и исходивший из реальных интересов Швеции, требовал военной помощи Бернадотта, монархи Лондона и Петербурга почтительно интересовались мнением последнего и осторожно предвосхищали использование его опыта. Наполеон, великий гений, по-прежнему обращался к Бернадотту как к своему помощнику, а они считали его своим генералом. Возможно ли, чтобы он не стремился покончить со своим подчиненным положением и в то же время чтобы он устоял перед ухаживаниями и соблазнительными обещаниями? Всё так и случилось. Будущее Швеции было принесено в жертву, а ее независимость отныне определялась милостью России — таков был смысл договора в Санкт-Петербурге, который Бернадотт подписал 24 марта 1812 года. А 28 мая был подписан договор в Бухаресте между Александром и Махмудом. Мы потеряли поддержку двух наших флангов.
Французский император, во главе шестисот тысяч человек, зашел уже слишком далеко и надеялся, что его сила решит всё, а победа на Немане разрешит все дипломатические затруднения, которыми он, быть может, чересчур, пренебрегал раньше. И тогда все европейские принцы, вынужденные признать его звезду, поспешат вступить в его ряды, а он увлечет за собой, в своем вихре, всех этих спутников.
Книга II
Глава I
Между тем Наполеон всё еще был в Париже, среди своих высших сановников, которые были напуганы перспективами ужасного столкновения. Они больше не хотели ничего приобретать, но могли многое потерять; их интерес соответствовал общему желанию народов, уставших от войны; не обсуждая полезность экспедиции, они трепетали при ее приближении. Но они признавались друг другу в этом лишь по секрету, то ли из боязни нанести обиду или утратить доверие народов, то ли опасаясь за результаты. По этой причине они хранили молчание в присутствии Наполеона и даже делали вид, что не знают о войне, которая уже значительное время была предметом разговоров всей Европы.
Но эта заслуживающая уважения неразговорчивость становилась неприятной; Наполеон подозревал, что ее причиной скорее является неодобрение, чем скрытность. Покорность не удовлетворяла его, он хотел, чтобы она сочеталась с убежденностью, и это была бы новая победа. Кроме того, никто не был уверен больше, чем он, в силе общественного мнения, которое, согласно ему, создавало или разрушало троны. Короче говоря, он хотел убеждать любым образом — средствами политики или эгоизма.
Таковы были чувства Наполеона и окружавших его больших людей; когда завесу секретности собирались снять и война становилась очевидной, их молчание перед ним выглядело более неосмотрительным, чем риск уместных слов. Некоторые из них начали высказываться, и император ожидал того же от других.
Камбасерес указал ему на возможные непредвиденные случайности: «Нужно закончить начатое. Нельзя остановиться в середине быстрого подъема, недалеко от вершины.
Европа приняла ваш гений, Франция должна стать центром и основанием Европейской империи; великую и цельную Францию устроят только слабые государства вокруг нее, они должны быть разделены так, что любая коалиция между ними будет презренной и просто невозможной; но раз цель такова, то почему вы не беретесь подчинять и разделять то, что вас окружает?»
На это возражение Наполеон ответил, что таков был его план в 1809 году, в войне с Австрией, но неудача при Эсслингене расстроила этот проект; после заключения договора в Тильзите он хотел при посредничестве Мюрата укрепить союз с Россией брачными узами, но отказ русской великой княжны и ее торопливый брак с герцогом Ольденбургским заставили его жениться на австрийской принцессе и создать союз с Австрией против российского императора.
Он не создает обстоятельств, но не позволит им обойти его; он осмысливает все обстоятельства и держит себя в наилучшей готовности к наступлению любого из них; он точно знает, что для выполнения его планов нужно двенадцать лет, но он не может терять время и ждать так долго.
Что до остального, то он не провоцировал эту войну; он был верен своим договоренностям с Александром; доказательством этого служит холодность его отношений с Османской империей и Швецией — первая целиком отдана в руки России, вторая лишилась Финляндии и даже Аландских островов, расположенных вблизи Стокгольма; он ответил на обращение несчастных шведов советом сделать уступку.
