Полина Жеребцова - Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)
Мы нашли бурак, а капусту нет. Пришлось «путешествовать» на рынок.
Все купили, вернулись. И тут мама надумала сбегать в гости к тете Азе, в дом напротив.
— Мы же еще не завтракали! — сказала я: — А уже обед!
Но моя «маман» заявила: «Аза болеет. Проведать ее — человеческий долг!»
Меня брать с собой она не захотела. Ругалась самыми скверными словами! Материлась! Пожелала мне смерти, сказала, что если меня не убьют, она сама меня прибьет…
Кричала всякие гадости при младшем сыне тети Вали, Башире! Какой стыд! Он вчера играл со мной в шашки и делал нам «буржуйку»…
Мама собрала «гостинцы» Азе: печенье, макароны «Ролтон», что-то еще…
Я сразу вспомнила все наши с ней ссоры и жестокое воспитание.
Вот Аладдин спросил меня вчера, почему я такая нервная?
А как объяснить, что маленькой я мечтала потерять сознание, когда меня били дома головой о стенку, если я получала в школе двойку! Поэтому, наверное, я такая теперь… Мама у меня очень жесткий человек.
Мама ушла. Я знаю — ее жизнь не «сахар». Знаю — она хотела покурить, чтобы я не видела! Я ненавижу дым сигарет! Не терплю, когда курят женщины! Давно, совсем маленькой, в 1-м классе, я узнала: соседка учит маму курить. Я решила сбежать из дома в знак протеста.
Убежать подговорила и Аленку (шестилетнюю дочь той самой соседки).
Скрыться нам удалось почти на сутки. Прятались в чужих подъездах (из дома прихватив одеяла и конфет). А вернулись оттого, что Аленка забыла любимую куклу. Тут нас родители и «заловили»… Но бить ремнем не стали. Позднее, Аленка с матерью были оклеветаны!
Приказом с печатью волка, за подписью Ш. Басаева, они стали врагами чеченского народа.
И были приговорены к расстрелу. Ночью вооруженные люди начали выбивать их дверь прикладами. Остальные жильцы предусмотрительно спрятались!
Вступились за них только одни старики-ингуши с общей лестничной площадки. Получилась заминка. Соседка с дочерью слезли на простынях с балкона своего второго этажа.
Так чеченские представители нашего дома хитроумными выдумками боролись с беззащитной русской семьей! Ухоженная квартира понадобилась их родне. «Русская» трехкомнатная квартира! Очень хотелось захватить ее бесплатно, с вещами. (Позднее родственники захватчиков устроились на работу в милицию. В тот момент беглянок спрятал у себя пенсионер — дед Павлик. Но и к нему среди ночи явились вооруженные люди!
Валя с ребенком выпрыгнули в окно. Они снова спаслись. Но теперь уже прятались в чеченской семье, в частном секторе. Чеченцы, их новые покровители, выгнали наглецов, захвативших квартиру. Охраняли ее с оружием! А позднее Валю и ее малолетнюю дочь вывезли в Ставропольский край. Приобрели им дом в деревне. Помогли с отправкой частично раскраденных вещей. Парадокс! Чеченцы против чеченцев! Чеченцы защитили русских! (Правда, практически задаром получив их квартиру.) Но не убили, а спасли…
У меня странное ощущение, что прошлое похоже на стеклянный шарик.
Что-то есть внутри. Можно даже разглядеть.
Но уже не коснуться…
Опять бьют из «Града».
Мама вернулась. Ей полегчало.
Продолжаю:
Вечер.
Аладдин мне снился. Он сидел на кресле, а вокруг него был зажжен ослепительный свет. Он во сне улыбнулся и взял меня за руку.
Мне детство голубое снится,
И все светлеет с каждым днем,
Хоть мы лишь начали учиться,
Когда война пришла в наш дом.
Бросала в реку жизни — плыли!
Жить оставляла — повезло!
И мы здесь мужеству учились,
Стараясь выжить злу назло!
Вновь буду я встречать рассветы,
И буду по ночам шагать,
И хорошо не зная, где ты
И есть ли ты? Упрямо ждать!
По-моему — Ольга Берггольц…
Классные стихи!
Я нашла их в разорванной книжке, у костра.
Полина
16 ноября 1999 г., вторник
Вечер.
Днем были Аладдин и его друг Артур. Принесли мне батарейки для моего собственного
маленького магнитофона. Прошлым летом, на каникулах, я работала. Торговала соком на аппарате. И сама его купила. (Большой магнитофон, «Техникс», мы спрятали в дрова. Там же голубая ваза — реликвия семьи.) Теперь я буду слушать музыку!
Пришел Мансур, наш «квартирант» по первой войне. Пришлось знакомить ребят.
Они рядом. А я их рассматриваю. Все очень хорошие! И красивые!
Артур — очень высокий, широк в плечах. Плотный. Мужественный! Черты его лица благородны, по-взрослому спокойны. Он выглядит старше своих лет. Правильно выговаривает слова. Находчив! Отличный друг!
Мансур — светлоглазый. И глаза у него узкие, удлиненные к виску. Волосы по цвету золотисто пепельные, вьются. Он похож на морехода-путешественника.
Аладдин — черноволосый и черноглазый. Золотая, необычная смуглость кожи. Нервное, постоянно меняющееся лицо. Он стремителен в движениях, в поступках. Он всегда спешит! Непредсказуем. Смел. И… такая ослепительная улыбка!
Все мои друзья любят слушать песни под гитару, немножко поют…
Артур старался сбить некоторую напряженность первых минут знакомства.
Он подшучивал над собой и над Аладдином. Был веселым, раскованным, невоенным.
Аладдин заваривал кофе. Делал бутерброды. Предлагал, подавал угощение, как хозяин.
Мансур говорил о войне. О том, что мы не все выживем…
— Хорошо бы увидеться весной, ближе к лету! — предложил он.
Еще Мансур пожал Аладдину руку и сказал, что в обиду меня не даст ни одним, ни другим…
— А личную судьбу каждого из нас решит Всевышний!
Последние его слова я не очень поняла, но почувствовала — они важны… Драгоценные минуты этой встречи я хорошо запомню.
P.S:
Еще Аладдин приносил подзорную трубу. Старую. Он нашел ее на чердаке.
За окном буря.
Я так и не увидела Луну.
Царевна Будур
17 ноября 1999 г., среда
Утро.
Рядом ударил «Град» Я слышала, как его заряжали.
Опять взрыв!
В наше домашнее укрытие я не иду. Жить не хочется. Хочется погибнуть над этой тетрадкой. Специально очень подробно пишу обо всем. Вдруг мой дневник найдут, как дневник девочки из города Ленинграда. Прочтут! Поймут, наконец, что нельзя устраивать войну в своей собственной стране! Здесь наша Родина! Здесь мы крепко связаны: детством, дружбами, своими родными. Общей для этой земли культурой… Невидимые нити сильны.
Запишу припев песни на память. Она нам всем нравится — Мансуру, Аладдину, Артуру и мне:
