Елена Погребижская - Исповедь четырех
Я: А сейчас ты примерно представляешь, каким тиражом разошлась «Книга песен»?
Ирина: Нет, я знаю, что до сих пор он продается стабильно каждый месяц. Наша компания не выдает эту информацию.
Я: А большим был тираж второго диска?
Ирина: Ну, мне сказали — 5 тысяч.
К слову, о нашем российском рекорд-бизнесе или об индустрии звукозаписи. Вот продает артист лейблу звукозаписывающему свою пластинку. И мы не можем достоверно определить, сколько человек ее купили, даже с поправкой в пяток тысяч, потому что, во-первых, компания правды не скажет, будет цифры занижать, а во-вторых, пираты размножат сразу же нелегитимные диски и первый пират, как правило, сам же тот же лейбл, кому альбом и продали. И это утверждения совсем не из разряда стенаний «да все они воры», а чистая правда. Причудливо обстоят дела так же и с попаданием в эфир радиостанций. Ибо ставить песню или нет, зависит от того, нравится она лично программному директору или нет. Причем, как мне кажется, при этом они ставят на радио не собственно песни, а убежденность в том, что проект серьезный и что за ним стоят соответствующие мощности. И, конечно, проще надо быть, проще. Лично мне поначалу многие знающие продюсеры говорили: «У вас, Лена, слишком много мозга для артиста». И постоянно приводили в пример группы и личности, которые народу близки. Я-то считаю, что в этом деле, в шоу-бизнесе, нет особенно глупых, тут в другом в чем-то дело.
В общем, на свете счастья нет, но есть покой и воля. Куда податься артисту, который отличается от средней статистики — тут уж каждый выкручивается, как может. Ира всегда обладала чутьем на хиты и всегда, пока диджействовала, умела вычислить в радийном сборнике музыки, какой трек станет главным в этом сезоне, а какие утекут мимо наших ушей. Но что касается собственной музыки, тут она слепла и глохла.
Я: Радиостанции брали что-то в эфир?
Ирина: Что-то где-то, но утюги молчали. Особенно обидно было, когда вышли «Легкие люди» в 2000 году. Я, честно говоря, не то чтобы сделала попытку прогнуться, но постаралась найти какой-то такой язык, на котором я смогу говорить с народом. Мы убрали всякие драматические театральные моменты из песен, типа пауз перед куплетами, ну это ломает любой эфир, я-то понимаю. Я решила сделать более гладкие что ли аранжировки, куда-то мы каких-то компьютерных семплов напихали. И все равно никакие утюги не заиграли мои песни. И я надулась на всех, ну раз вам мои песни не нужны, то и вообще. И пока не пойму, что делать дальше, ничего не буду делать. Пусть провалится все пропадом.
«А жить-то на что, интересно?» — спрашиваю Иру. «Сидеть на шее у мужа», — ответила она. Это время Ира называет «внутренняя эмиграция». Это значит, что она прекратила концерты и распустила музыкантов. Вот я каждый раз поражаюсь вот этому Ириному качеству. Мы же все в принципе, как поется в мультике про капитана Врунгеля, «мы все участники регаты», заплыва, забега или «преследования в форме полета». Мы все висим на своих мобильных телефонах в ожидании нужного звонка, носимся по встречам и понимаем, что есть слово «надо» и из-за этого всего нельзя ни на секунду отключаться от беготни, а то пропустим что-то важное. Ира гуляет по лесу, спокойно отключает телефон на несколько дней и прекрасно себя чувствует при этом. Морально, я имею в виду. Если уж обида за непризнанность, то, значит, стоп, машина, больше не играем. Вот я лично так не могу, тоже «мерилом работы считаю усталость», а тишину совсем не переношу.
А то время у Иры я помню. Администратор нашей группы Катя и Ирин директор Марина — большие друзья. Поэтому до меня постоянно доносилось, что у Иры сложный период, и что она томима печалью, и что грядет эпохальный ремонт в новом доме, а потом, что ремонт наступил и никак не заканчивается, а кризис длится, короче, мутная история.
Ирина: Это не просто была депрессия, это было что-то другое… концерты стали доставлять мне физиологическое страдание, мне не хотелось идти петь все эти песни, и только потому, что на мне был долг перед командой, которую я кооптировала, я сказала себе, что я терплю до июня 2001 года и доигрываю сезон.
Я: А что на концертах-то было — там была не та публика или ее было не столько, сколько надо?
Ирина: Ты знаешь, ну вообще все было как-то криво, и публика была отличная, ну концерты неплохие, а как те шарики, не радовали.
Отовсюду играли позорные дурацкие песни, а мои прекрасные не звучали, радиостанции их не брали в эфир. Я, в конце концов, хороший преподаватель! Собиралась сидеть дома, читать книжки, думать, что мне делать. Ты знаешь, это гордыня, наверное, я так думаю: ах вы такие, меня недооцениваете! Это какие-то комплексы, какая-то психологически неверная позиция, иллюзия того, что все должно само собой падать в руки. И падало, бывало, а я решила, что так и должно быть.
В интервью разным журналистам Ира на эту тему шутила:
«Сколько раз я мечтала написать какой-нибудь хит типа „Вишня, зимняя вишня“ и прославиться наконец! Но нет, это же надо уметь. Творчество — это тоже алхимия. Хотя я совершенно искренне считаю, что не произошло бы ничего страшного, если б мою музыку знало несколько больше людей».
Внутренняя эмиграция длилась два года.
Как говорит Ира, и я легла на диван, и логичным образом из этого лежания получился новый сын.
Если в этой книге как-то упущено, то сейчас самое время объявить, что у Иры есть чудесный муж Леонид. Раньше она выбирала плохих парней. Героев с отрицательным обаянием. Или очень милых и славных, но потом выяснялось, что они пьяницы и бабники. А потом она проделала с собой психотерапевтическую работу (работа описана в главе про роковых брюнетов) и сама себя перенастроила на то, что можно любить и положительных героев.
У того эмиграционного периода, как говорит Ира, было такое классическое женское оправдание: отстаньте от меня, я выращиваю ребенка.
Потом их всем семейством поглотил ремонт. И как ни смешно, заниматься музыкой не стало никакой возможности. Просите — и дано будет вам.
Из интервью газете «Пятое измерение»:
«Уже почти год мой ребенок ночами не спит, уже почти год мы делаем ремонт в квартире. И все обстоятельства сложились так, что я не просто не хочу — я не могу заниматься творчеством. Мне некогда сесть за синтезатор и записать новые песни, которые я продолжаю придумывать».
Вопрос: Это все произошло, потому что ты тогда обиделась?
Ирина: Да. И мир меня услышал. Он же слышит, он же слышит нас в каждый момент, как я понимаю. Вот в каждый момент мы думаем о мире. И в каждый момент мы программируем свое будущее, потому что он слышит и откликается. Я получила по полной программе то, чего хотела. Вот сказала, что я не хочу заниматься музыкой? Писала везде: домохозяйка? И получила. Я уже задолбалась на самом деле, но я знаю, что пока я это не проживу и не приклею последнюю рейку в квартире, я не смогу делать новые программы, записывать новые диски.
