Олег Иконников - Большая Медведица
— «Вермут» возили, ну и расслабились немножко после трудового дня. Больше не буду, Иваныч.
— Поздно, Мешков. Последнее китайское предупреждение получал? Получал. Иконников, подь сюды, найди механика и принимай машину Мешкова. Завтра с утра на линию, понятно? А ты пиши заявление, так и быть, уволю тебя по собственному желанию, это все, что я могу для тебя сделать.
Всего несколько дней понадобилось Олегу, чтобы понять в каком колесе ему теперь предстоит вращаться. Воровство и выпивка для автохозяйства были явлением обычным, так что он безболезненно легко нашел со всеми общий языки, хотя не злоупотреблял спиртным, быстро влился в жизнь коллектива. Машинешка, правда, чем-то смахивающая на своего прежнего хозяина, была не ахти, но, повалявшись под ней на масляном, бетонном полу с недельку и потом столько же на больничной койке с застуженной поясницей, Святой отшаманил свой грузовик так, что он стал выглядеть не хуже других.
Дни превращались в недели, потом в месяца. Решив чувствовать себя более свободно и независимо, а заодно не докучать родителям Олега, у которых они жили последнее время, молодожены за умеренную плату сняли однокомнатную квартиру в деревянной двухэтажке на втором этаже, в которой жила Ленина мать. И, ближе к Новому году, перекочевали на новое место жительства. Лена оказалась хорошей хозяйкой. В квартире всегда было чисто, тепло и уютно, так что Святого после работы постоянно тянуло домой. Длинные зимние вечера он проводил с женой и с удовольствием замечал, что семейным человеком быть ему нравится. Олег неплохо зарабатывал и ко всему еще регулярно подворовывал, поэтому денег на безбедное житье вполне хватало. За домашними хлопотами и трудовыми буднями время летело незаметно.
***На широких перилах кособокой беседки, стоящей напротив подъезда дома, в котором жил Святой, дымил в голубое небо, глубоко затягиваясь «Примой» невысокого роста с черным ежиком волос на квадратной голове средних лет парень. Середина мая мягким ветерком наносила на него клейкий запах лопнувших почек тополей и одной хрупкой березки, недавно посаженной Олегом в честь еще не родившегося ребенка. Щербато скалясь черной кошке, скрадывающей беззаботно терзавших хлебную корку воробьев, Дымок соображал: «Садиться весной — дело, конечно, паршивое, а вот освобождаться — ништяк. Одежки теплой не надобно, бухому под любой куст завалиться можно, не замерзнешь, а главное, девочки — мармулеточки прелести свои не прячут». Стрельнув окурком сигареты, он попал кошке точно в ухо и спас чью-то пернатую шею от острых зубов желтоглазой охотницы. На человека, вылезшего из остановившегося такси, Серега почти не обратил внимания. Сверкая золотыми коронками, тот небрежно бросил водителю несколько смятых купюр, вытащенных из внутреннего кармана вельветонового костюма.
— Сдачи не надо.
Этого голоса Дымок не слышал давненько.
— Святой!
— Серега! Привет, бродяга! Откуда ты взялся? Я думал тебе еще лет пять париться! В Оловянной базар ходил, что ты в Нерчинске менту в бочину штырь всадил?
— Было дело, но он заяву на меня катать не стал, поэтому и не крутанули. Я в карцере этому рогомету через глазок в рыло плюнул, а он за это мне дубинкой ключицу перешиб. Я одыбал, щепку от нар отломил. Заострил ее стекляшкой, выбитой из решки и, когда пятнадцать суток кончились, меня в зону выгонять стали, как раз его смена была, я ему и впорол. Теперь без селезенки, сука, живет, а я откинулся три дня назад. Подогрел приятелей, кое по каким адресам по их просьбе побегал, а вчера к твоим старикам заехал. Они мне подсказали, где ты живешь. Покажешь берлогу своего счастья?
— Шлепай за мной. Вот ключи от хаты, а я к теще на минутку забегу. Ленка просила.
В короткой вольной жизни Сереги еще никогда не было ни собственной квартиры, ни тем более жены. Он погладил мозолистыми руками висевший над детской кроваткой пушистый ковер, потер под носом, судя по надписи на хрустальном флакончике, лежащем на трюмо какими-то ненашенскими духами и, выйдя в чисто выбеленную тесноватую даже для двоих человек кухоньку, воткнул в розетку шнур электрочайника. Когда хлопнула входная дверь за пришедшим Олегом, Дымок вовсю чаевал.
— Родичи говорят, что ты вроде как человеком стал, на шофера выучился и даже жениться успел? Кстати, где твоя половина и что там, в комнате, за качалка? Ребятенка, что ли, успел стругануть?
— Двоих.
— В натуре?! — чуть не подавился куском колбасы Серега.
— Шучу-шучу, — постучал его по горбушке Святой — один у моей звезды уже был, от первого брака, а вот ентого я сам сделал.
— А где он?
— Я из роддома сейчас прикатил. Ленку увозил. Она, душа моя, днев этак через десять должна родить мне малюсенького мальчонку.
— Так это неотвратимо надвигающееся событие необходимо вспрыснуть? — оживился Дымок.
— У меня сегодня как раз отгул, так что бросай свой обкусанный бутыльброд и сполосни-ка, урод, шею, да рубашку свежую, выбери, а то нас ни в один приличный кабак не пустят.
Излюбленное кафе Олега Сереге понравилось сразу. Как и всегда, получив пятерочку, вежливый швейцар дядя Вася, кивая сизой сливой носа, приветливо распахнул перед приятелями резные створки дверей, горящего свечами полутемного зала.
— Настена, привет! Устрой-ка нас, красивая, поудобнее.
Та, сразу бросив обслуживать завозмущавшихся девчонок, кивнула Святому на угловой столик с табличкой «заказан» и убежала на кухню.
— Ни че ты, волк, тут притерся. Халдей в пояс тебе поклонился, и эта трясогузка упорхнула, даже не спросив, что наше сиятельство откушать соизволит.
— Уважает, капуста. В прошлом году я ее колечко рыжее с брюликом нагрел. Смотри, летит, как молния.
— Олежка, как всегда, коньяк с лимончиком, чай свежий уже заваривают. Через полчаса принесу, еще что понадобится, позовешь.
— Если за мной так ухаживать будешь, женюсь, — нежно погладил ее Дымок по выпирающей из-под короткой юбчонки заднице.
— Поздно, — грустно вздохнула она.
— Жаль.
— И не говори, — согласилась с ним официантка — ну, ладно, мальчики, пойду вон тех мартышек ублажать.
— Хороша, чертовка, я как за седло ее поймал, чуть в штаны не наделал, но, как говорится, еще не вечер — Серега вытащил из кармана полиэтиленовую пирамидку, в каждой ячейке которой покоились аккуратно обжатые со всех сторон пять ампул морфина.
— Вмажемся?
— Давно я беляшкой не кололся, пошли, — Святой поднялся с дивана.
В туалете никого не было. Они зашли в пустую кабинку, остро воняющую мочой, и, пока Олег разворачивал шприц, упакованный в широкий стерильный бинт, Дымок отламывал кончики ампул. Когда первая доза была готова, Святой выгнал из «телеги» на кончик иглы последний пузырек воздуха и весело мигнул приятелю.
