Олег Иконников - Большая Медведица
Толян очнулся к вечеру и одубелыми шарами воспаленных глаз уставился на приятеля.
— Где мы?
— А ты как думаешь? — зло ответил Олег.
— Не знаю.
— Вот так ты проснешься когда-нибудь за решеткой — и не будешь знать, за что паришься. Выбирай, водку будешь жрать или работать?
— Ты же знаешь, я без отравы пахать боюсь, — виновато опустил голову Леончик.
Святой разворотил доски и вытянул узел с лантухами.
— Держи, к сожалению, нам с тобой не по пути.
— Долю-то свою хоть возьми.
— Долюшку мою отдашь Леопольду, — Олег отряхнул брюки и, выбив ногой доску в заборе, нырнул в образовавшуюся дыру.
***Тридцатого сентября у Святого было два праздника. Ему стукнуло двадцать пять, и Лена сказала ему, что забеременела. Отец с Эдиком с утра носились по магазинам, выполняя материнские заказы к торжественному столу, а Олег, прижав ухо к горячему животу будущей жены ждал, что изнутри его кто-нибудь пнет маленькой ножкой.
— Вот глупый, рано еще, да мальчики шевелятся позже девочек.
— Какая еще девчонка? Жигана родишь и с большими как у меня глазами. Поняла?
— Давай лучше девочку, — смеялась Лена, — представляешь, будет кудрявая как ты и ямочки мои на щечках?
— Ладно, — разрешил Святой, — но сначала пацана.
В девять вечера все семейство окружило безумно вкусно пахнущий стол. Недавно Эдьке исполнилось пятнадцать лет, но, отдав предпочтение не школьным друзьям, а старшему брату, он решил отметить свой день рождения вместе с ним и теперь радостно полыхая лучистыми глазами, неожиданно спросил Олега: — А ты скоро женишься?
— Вопрос, конечно, интересный, — хотел свести все на шутку Святой, но все, опустив бокалы сухого вина на стол, ждали ответа.
— Завтра, да, Ленуся? Зубки шлифанем, физзарядку сделаем и в ЗАГС двинем.
— Ты морду не корчи, паршивец, — замахнулась на него мать кухонным полотенцем.
— Честное пионерское.
— Врешь, тебя из пионеров еще во втором классе турнули.
— Мамуля, ну, что ты, в самом деле, такими вещами ведь не шутят.
«Пора завязывать с судьбой в прятки играть, а то некрасиво может получиться. Ленка ребенка ждать будет, а я в тюрягу усядусь, да и мать не обрадуется. Она, бедная, и так намучилась, десять лет по лагерям за мной моталась».
Утром, посадив Лену на троллейбус, он остался на остановке. Сидя на загаженной воробьями лавочке, ему вспомнилось, как он мотался от конторы к конторе — и нигде его не брали на работу. Листая документы Олега, кадровики собачьим чутьем или по одним им известным отметкам в паспорте и военном билете угадывали в переминавшемся с ноги на ногу парне неблагонадежного гражданина социалистического государства и все попытки убедить их в обратном заканчивались, как правило, неудачно. «Моя трудовая и рожа арестантская чинуш не устраивает, придется идти в обход». Заметив Святого из очередного троллейбуса, вытолкнувшего из своего душного нутра на остановку группу пассажиров, выскользнул и Боряня. Это был уже не тот вокзальный бич, безвольно позволявший ссать на себя дворнягам, а модно постриженный и с большим рыжим болтом на пальце, прилично прикинутый, как любил поговаривать Леончик, молодой чемодан.
— Здорово, Олега! — вытряхнул он из пачки «Стюардессы» сигарету. — Времечком располагаешь?
— Да есть вроде.
— Рванем куда-нибудь, шары зальем?
— Продолжаешь, значит, делом этим грязным заниматься?
— Умеренно и только ради встречи с тобой, сечешь, как я вкован?
— На дерьмотолога вообще-то не похож, — согласился Святой — Боряня, помнишь Горбатого, что в Оловяшке с нами парился?
— Конечно, но, честно говоря, не встречал его уже два года. Срочно нужен?
— Дипломы, справки всякие он грамотно лепил, а мне в трудовую книжку годика три стажа бы трудового нарисовать?
— Нет проблем, я сейчас на хазе Вадьки Чирка обитаюсь, ты его не знаешь, мы с ним в Якутии срок тянули. От руки любую печать в пять минут намарает, за художества эти органы наши любимые его, бедолагу, двадцать лет на Колыме топили.
Понимая, что неспроста Боряня щеголяет в шелковой рубашке, надухманенной французскими духами, Олег спросил: — Дороговато ломит?
— Обижаешь, дружок, пару пузырей водовки бери и после обеда, я думаю, вспрыснем умелые руки Чирка.
Вечно молодой для лагерной шпаны пятидесятилетний Вадька заперся в темной клетушке, которую он уважительно именовал фотолабораторией и всего через час, задрав очки на покрытый испариной морщинистый лоб, помахивая перед седеющей волосатой грудью зеленой книжицей и явно гордясь проделанной работой, высокопарно произнес: — Вы желали три года, я сделал вам пять. Правда, все автослесарем, но зато на одном предприятии, надеюсь, вы не летун? Теперь любой начальник отдела кадров просто обязан вцепиться в такого ценного труженика.
Чирок оказался прав. Прочитав объявление в «Рекламе», Святой абсолютно без всяких проблем устроился шоферить в автохозяйство городского Управления торговли. Прохладным осенним утром, спеша на работу, он прикидывал, подталкиваемый в спину жестким ветерком: «Вот, балда осиновая, когда принимали, на радостях даже не поинтересовался насчет зарплаты, и машину какую дадут. Да, в общем-то, и черт с ними, главное, житуха человечья начинается».
Возле открытых ворот гаража, натянув на самые брови ондатровую кепку, караулил кого-то начальник колонны.
— Мешков? — наконец, увидел он, пытавшегося незаметно проскочить мимо него в помещение бокса, разбитного парня лет тридцати с огромным фингалом под глазом, — пил вчера?
— Нет, — отворачивая синюшную морду в сторону, сглотнул тот горькую слюну.
— Ну-ка, дыхни.
— Может, не надо, Анатолий Иваныч?
— Давай-давай.
— Дело ваше.
Мешков дыхнул. Начальник колонны блевал яичницей, которую приготовила ему на завтрак старшая дочь, а собравшаяся вокруг шоферня сочувственно посматривала на Мешкова, понимая, что теперь-то его уволят точно.
— Какой гадости ты вчера нажрался?
— «Вермут» возили, ну и расслабились немножко после трудового дня. Больше не буду, Иваныч.
— Поздно, Мешков. Последнее китайское предупреждение получал? Получал. Иконников, подь сюды, найди механика и принимай машину Мешкова. Завтра с утра на линию, понятно? А ты пиши заявление, так и быть, уволю тебя по собственному желанию, это все, что я могу для тебя сделать.
Всего несколько дней понадобилось Олегу, чтобы понять в каком колесе ему теперь предстоит вращаться. Воровство и выпивка для автохозяйства были явлением обычным, так что он безболезненно легко нашел со всеми общий языки, хотя не злоупотреблял спиртным, быстро влился в жизнь коллектива. Машинешка, правда, чем-то смахивающая на своего прежнего хозяина, была не ахти, но, повалявшись под ней на масляном, бетонном полу с недельку и потом столько же на больничной койке с застуженной поясницей, Святой отшаманил свой грузовик так, что он стал выглядеть не хуже других.
