Все цвета любви - Бернард Каролин

— Хм, неплохо. Мне нравится цветовое решение, да и немного искаженная перспектива — тоже очень необычный ход. Как будто ты видишь модель мимоходом. Кто изображен на картине?

— Моя сестра Кристина.

— Я зайду к тебе в гости. Хочу с ней познакомиться и увидеть, насколько точно ты передала оригинал. И вот эта тоже очень даже ничего, — пробормотал он, по-видимому, сам себе, переходя к следующей картине — сцене в автобусе. — У тебя есть еще работы?

Она кивнула, с трудом веря своему счастью.

— Тогда жди меня на следующей неделе. Скажем, в воскресенье, устроит?

Она снова кивнула.

Ривера засмеялся:

— Ну вот, мало того что хромаешь, так еще и язык проглотила?

Черные глаза Фриды метнули в него взгляд, исполненный страсти, который достиг своей цели. В глазах Диего загорелся огонек вожделения.

— Значит, до следующей недели, — сказала Фрида. — Я живу в Койоакане, на улице Лондрес, дом сто двадцать шесть.

После этого она собрала холсты и ушла.

Лишь рассказав Кристине, что знаменитый Диего Ривера похвалил ее картины и придет к ним в гости на следующей неделе, Фрида до конца осознала значение произошедшего. Схватив сестру за руки, она закружилась по комнате, восторженно вопя:

— Я стану художницей! Буду писать картины, и моя жизнь станет прекрасной и захватывающей!

— Значит, Диего и меня хочет увидеть? — радостно полюбопытствовала Кристина.

— Только для того, чтобы посмотреть, точно ли я тебя нарисовала. Берегись его, он еще тот ловелас.

В следующее воскресенье Диего действительно заявился к ним домой. Они условились, что он придет под вечер. Мать, узнав о знаменитом госте, ужаснулась.

— Что этот кошмарный человек забыл в нашем доме? — возмущалась она. — Не хочу, чтобы моя дочь путалась с типом, у которого такая плохая репутация. Он же коммунист!

Фрида бросила предупредительный взгляд на Кристину, которая сидела напротив нее за завтраком. Сестре-то она рассказала, что тоже вступила в Коммунистическую партию и ходит на митинги и демонстрации, но предупредила, чтобы та не проболталась матери, пригрозив, что иначе расскажет, как Кристина целовалась со своим приятелем Пабло несколько дней назад.

К счастью, сейчас сестра только ухмыльнулась за спиной у матери.

— Я просто покажу ему свои картины, — попыталась Фрида успокоить мать. — А Ривера решит, стоит мне рисовать или нет. Мама, только подумай, какая это возможность для меня. В конце концов, я ведь теперь не могу ходить в школу. А если мне снова станет хуже…

Пронзительный взгляд матери заставил ее замолчать. За столом о таких вещах говорить не полагалось.

В ожидании Диего Фрида вся дрожала от нетерпения. Она придирчиво овладела свою комнату так, будто видела ее в первый раз. На кровати было расстелено вязаное одеяло, под_: балдахином все еще висело зеркало, которое она использовала, рисуя автопортреты. На вершину балдахина Фрида усадила скелет из папье-маше, которому накрасила бордовой краской губы и ноги. Он должен был напоминать о встрече со смертью в больнице. Картины Фриды стояли вдоль стены и, казалось, тоже ждали Диего.

За последний час она уже успела дважды переодеться. Теперь на ней была длинная юбка из желтого шелка, отделанная по низу кружевом, которая удачно скрывала иссохшую ногу. Поверх юбки Фрида накинула белую тунику-безрукавку с вышивкой красной нитью вдоль горловины и проймы. Такие туники — уипиль — носили коренные жительницы Мексики. Фрида обнаружила уипиль в шкафу у матери и взяла поносить. Закончив с нарядом, она взглянула в зеркало, залюбовавшись, как блестят волосы под солнечными лучами, бьющими в открытую дверь. Затем она выглянула во внутренний дворик, чтобы проверить, не пришел ли Диего. Все окна в доме родителей выходили в патио. Существенным недостатком такой конструкции была невозможность уединиться: из двора отлично просматривались все комнаты. Фрида знала, что матушка уже заступила на пост в кухне, чтобы не пропустить появление гостя и держать его в поле зрения.

Чтобы унять нетерпение, Фрида вышла из дома. В воздухе разливался чудесный аромат цветущего апельсина. Каких только растений не было в больших горшках, расставленных вокруг старого дерева в центре двора!

Недолго думая, Фрида схватилась за самую низкую ветку и вскарабкалась по апельсиновому дереву. Она точно знала, куда ставить ноги: в детстве она часами пряталась в густой кроне, наблюдая оттуда за происходящим в доме и за его пределами. Никто в семье не знал о тайном убежище, которое принадлежало только ей. Порой, сбившись с ног, но так и не сумев ее найти, домочадцы ругали ее на чем свет стоит.

— Фрида, ты являешься как привидение! — не раз выговаривала мать, когда девочка внезапно возникала перед ней после нескольких часов безуспешных поисков.

Увидев, как Диего зашел через ворота с улицы Лондрес в патио и остановился, оглядываясь по сторонам, Фрида начала насвистывать «Интернационал». Ривера удивленно задрал голову и стал вертеть ею по сторонам, а когда обнаружил, что Фрида сидит на дереве прямо над ним, прыснул от смеха.

— Ты спустишься? — спросил Диего. — Или мне забраться к тебе?

При одной мысли о том, что этот великан будет карабкаться по дереву, Фриду разобрал дикий хохот. Она легко спорхнула с ветки на землю. «Лед между ними был сломан.

— Где ты берешь темы? — спросил Ривера, пока, задумчиво потирая щеку, рассматривал ее картины.

— Я рисую все, что меня окружает. Я… в последнее время редко выходила из дома.

— Знаю, что ты попала в аварию, — перебил он. — Вот почему ты иногда так смешно ковыляешь.

Она пропустила это замечание мимо ушей.

— Мне просто неоткуда брать другие сюжеты. Только я и моя семья. Я не могу рисовать революцию, как ты. Моя революция живет внутри меня. Я и сама революция.

— Революция?

Фрида кивнула:

— Да, в этих картинах я ищу себя. То, что от меня осталось после того проклятого несчастного случая. Я разлетелась на осколки в том автобусе и пытаюсь снова собрать себя заново в картинах. Я ищу связь с жизнью. — Она с надеждой посмотрела на Диего.

Ривера помолчал, глядя ей в глаза, и Фриде показалось, что он понял ее мысль.

— Продолжай рисовать, — наконец произнес он. — Рисуй свою революцию. Когда пишешь картины, ничего не бойся. Выпусти себя наружу. Не позволяй никому и ничему тебя остановить. — И, уже стоя в дверях, добавил: — Я вернусь на следующей неделе.

С тех пор они виделись регулярно. Не только в Койоа-кане, но и в гостях у Тины Модотти или в городских барах и кафе, где они слушали музыку мариачи, пили и веселились. Диего пригласил Фриду вступить в профсоюз художников, соучредителем которого он был. Правда, Ривера не слишком серьезно относился к уставу, прогуливал собрания и готов был за соответствующий гонорар поработать на классового врага. Фриду это не смущало. Ей нравилась его независимость. Теперь политики в ее жизни стало еще больше, но молодая художница не возражала. Ей доставляло удовольствие волнующее чувство, когда она шагала по городским проспектам, окруженная единомышленниками, и выкрикивала лозунги, требуя справедливости. Она быстро сдружилась с другими активистами, среди которых часто встречала своего старого друга Чон Ли. Фрида была довольна новой жизнью: у нее появилась цель, возможность бороться за благое дело. Но любила она только Диего. С ним она могла говорить о чем угодно. Она рассказала Ривере о несчастном случае, о чувстве вины, которое испытывала, и о сомнениях, которые одолевали ее в больнице. Рассказала ему Фрида и о матери, требующей, чтобы дочь вела жизнь обычной мексиканской женщины.

— Но я даже не верю в Бога! — восклицала она. — И уж точно не верю, что мужчина выше женщины.

— Во что же ты веришь, Фридуча?

Фрида была в восторге, когда Диего впервые назвал ее этим ласкательным именем.

— Я верю в искусство. И в любовь.

Диего, в свою очередь, рассказывал ей о своих картинах, и Фрида в полной мере осознала его гениальность. Девушку восхищали его щедрость и умение относиться к людям без всяких предубеждений, будь то бедные крестьяне, которые не умеют ни читать, ни писать, или же богатеи и знаменитости. Ривера понимал и любил всех. Фрида была очарована его страстью к искусству и стремлением к справедливости и свободе для всех мексиканцев. Его энциклопедические познания в истории искусства и работах идейных первопроходцев революции поражали, а дикие истории, которые Ривера рассказывал, забавно размахивая руками, смешили Фриду до колик. Рядом с Диего ей ни секунды не было скучно. Перед ней открылся новый мир, которого она с таким нетерпением ждала. Диего позволил ей стать частью его жизни, и она гордилась этим. Ривера поощрял ее рисовать и давал советы, когда она показывала ему картины. Он делал Фриду счастливой.