Владимир Голяховский - Русский доктор в Америке. История успеха
Для меня многие из них были лучшими друзьями. В тот тяжёлый начальный период работы они помогали мне осваиваться в обстановке. Моя мама была когда-то давно медицинской сестрой, и я никогда этого не забывал. Для них я носил в кармане конфеты и раздавал им, они прозвали меня «конфетный человек» — Candyman.
Я был рад, что поменялся дежурством на субботу-воскресенье: предвкушал целых два дня отдыха и надеялся, что мне станет лучше. А в понедельник опять дежурство. Но зато сразу потом предстоял отпуск на целый месяц. Стояла зима, и мы с Ириной в первый раз за всё время собрались ехать кататься на лыжах в штат Вермонт, близко к границе с Канадой. По рассказам, там были хорошие лыжные места. А потом, на расслабленном отдыхе, я собирался докончить книгу. Как приятно думать о предстоящем отпуске, знают только те, кто сильно устаёт на работе…
Доктор Ганди, с которым я договорился обменяться дежурствами, позвонил рано утром:
— Слушай, Владимир, я посмотрел журнал назначений на субботу и воскресенье и увидел, что записано слишком много поступлений новых больных. Я решил с тобой не меняться дежурством.
Я опешил: ведь мы же договаривались заранее. И он знал, что в этом случае я должен дежурить четверо суток подряд. Так не поступают! Обычно мы не подводили друг друга, если договорились. Да и причина у него была странная: неизвестно, может, на следующие субботу-воскресенье будет ещё больше работы. Может, было за этим что-то другое? Но я понимал — раз он так поступил, просить и уговаривать его было бесполезно. Я повесил трубку и тут же позвонил Ирине. Она весело защебетала:
— Я уже жду тебя. Как ты себя чувствуешь?
Пугать её своей температурой я не хотел:
— Я в порядке, всё хорошо. Только ты не жди меня.
— Почему, что случилось?
— Понимаешь, тот доктор-индиец, он отказался поменяться со мной. Придётся дежурить ещё трое суток.
Что сказала Ирина в адрес того доктора, пожалуй, мне лучше не писать…
Дежурить четверо суток подряд, да ещё с непонятной температурой, было безумством, почти самоубийством. Ничего подобного я даже не слыхал. Но что мне было делать? Я подумал: не позвонить ли директору Лёрнеру или Рекене и попросить их уговорить кого-нибудь заменить меня? Но это было не принято и слишком сложно — такие ситуации резиденты должны улаживать сами. Я решил: ах, будь что будет!..
Четырехсуточное дежурство
Доктор Назариани, иранский еврей и шеф-резидент дежурной бригады, удивлённо воскликнул, увидев, что я остаюсь на следующее дежурство:
— Владимир, ты же поменялся с Ганди.
Я объяснил, тогда он отвёл меня в сторону:
— Владимир, никогда не доверяй индийцам, это самые хитрые люди, льстивые и коварные. Посмотри, какую мощную индийскую мафию они развили у нас в госпитале: аттендинги — индийцы, в резидентуру устраивают только своих — индийцев. Всё для индийцев. Этот Ганди не стал меняться с тобой, потому что ты русский. Уф!.. — закончил он с эмоциональным недоброжелательством.
В тот же день доктор Рамеш, индиец, тихо бормотал мне, когда мы были одни:
— Иранские евреи думают, что они умнее всех. Посмотри, Владимир, как многие из них занимают ключевые позиции в нашем госпитале: мафия иранских евреев! А на самом деле они ничего не стоят. Ты им не доверяй. Мы, из Индии, намного умней и честней.
Русский резидент из программы педиатрии, молодой, способный и жизнерадостный парень, отвёл меня в сторону и стал со смехом и возмущением жаловаться:
— Послушайте, вам не кажется, что мы с вами здесь как в сумасшедшем доме? Чёрт знает, что здесь делается! У нас орудует мафия врачей-гаитян, чтобы заработать самим и не дать никому другому. Вы даже себе не представляете, что они делают: они крадут пациентов у других докторов, не гаитян. Ведут себя, как пауки в банке: индийцев готовы съесть, а нас, русских евреев, просто презирают. Нет, это определённо сумасшедший дом. Вам не кажется?
Межнациональные недоверия и противоречия — качества врождённые, и они так же стары и естественны, как любовь и ненависть: любовь к своим, нелюбовь — к чужим. Я этого довольно насмотрелся в многонациональном Советском Союзе, где разные нации были насильственно объединены в одно государство, против их воли. Но сюда, в Америку, люди приехали но своей воле и жили здесь по своему выбору.
Объяснить бурлившую в нашем госпитале взаимную враждебность национальных групп можно спецификой всех госпиталей гетто — Innercity Hospitals: слишком много разных национальностей там искусственно спрессовались, а урождённые американцы были редки и незаметны. Мой недавний опыт работы в госпитале Святого Винсента, в Манхэттене, показывал, что хотя там тоже было немало иммигрантов, но они были в меньшинстве, а доминировали американцы. Поэтому там не было даже признаков межнациональной вражды.
Порассуждав на эту тему с моим русским коллегой, я отправился на обход.
— Доктор Владимир, как вы себя сегодня чувствуете? — встретила меня та же сестра.
Она опять дала мне термометр, температура была уже 39 градусов. Она заботливо дала мне таблетки тайленола и предложила:
— Доктор Владимир, вы идите к себе отдохнуть, а я всех предупрежу, чтобы зря вас не беспокоили.
И мне удалось поспать почти шесть часов подряд.
Потом меня вызвали на перевязку ног толстой гаитянки двадцати двух лет. У неё был тромбофлебит (воспаление вен) с язвами на местах, где она сама себе вкалывала наркотики грязными иглами. Пока я менял вонючие повязки, она настойчивым и громким голосом диктовала мне, какие обезболивающие и в каких дозах я должен ей назначить в истории болезни:
— Док, я на мстадоновой программе, док! — она показала мне пластмассовую карточку метадоновой программы с таким видом, будто это была золотая кредитная карточка Американ Экспресс. — Я должна получать четыре раза в день по десять миллиграмм, это всего сорок миллиграмм. Но этого мне недостаточно. Поэтому вы должны прописать мне двойную дозу каждые четыре часа, тогда это будет восемьдесят миллиграмм. Ещё мне надо принимать сильнодействующий тайленол номер три с кодеином, тоже каждые четыре часа. И ещё снотворные. Но одна таблетка далмана (снотворное) мне ничего не даёт, поэтому вы должны мне прописать по две таблетки.
По правде говоря, я поражался её фармакологическим познаниям и… её нахальству.
Это всё она наизусть выучила, получая лекарства от других докторов-гаитян. Закончив перевязку, я сказал, чтобы не вступать с ней в дискуссию:
— Ладно, я пропишу вам, что полагается.
Это была тактическая ошибка: наркоманка решила, что от меня можно получить всё, что она потребует, и всю вторую половину дня вызывала меня через дежурную сестру (другую) буквально каждый час. Биппер на моём поясе пищал, я звонил в отделение, сестра мне отвечала:
