Юрий Щербак - ЧЕРНОБЫЛЬ
Говорю это все с одной лишь целью: подобное никогда не должно повториться".
Из приговора: "Уголовное дело в отношении лиц, не принявших своевременных мер по совершенствованию конструкций реактора, органами следствия выделено в отдельное производство" ("Московские новости", 9 августа 1987 г.).
…Осенью 1988 года, во время одной из моих встреч с бывшими жителями Припяти (теперь живут они в новом киевском жилом массиве Троещина), ко мне подошла пожилая женщина и представилась как жена Дятлова. Попросила встретиться. Во время встречи, плача, рассказала, что муж ее очень болен (перенес острую лучевую болезнь третьей степени), на ногах - незаживающие язвы, время от времени лежит в больнице - в колонии, где отбывает свой десятилетний срок. У меня защемило сердце, когда я смотрел на эту самоотверженную женщину, которая где только ни была, с кем ни встречалась, чтобы как-то облегчить участь мужа. Почему-то вспомнились жены "зеков" сталинских времен, очереди с посылками, отправляемыми в неведомые "почтовые отделения" и "лагпункты"… К этому времени, когда я ужо основательно разобрался в причинах аварии и в вине персонала - подлинной и мнимой, выкипел весь мой благородный гнев на этих "злодеев": несчастные люди, сотворившие глобальную катастрофу, не ведая, что творят… Изабелла Ивановна Дятлова передала мне письмо мужа из колонии, где заключенный Дятлов, инвалид II группы, трудится в библиотеке. Это письмо, наряду с другими свидетельствами, - бесценный документ аварии, независимо от того - полностью ли прав Дятлов или что-то лукаво не договаривает. Публикую письмо с незначительными сокращениями:
"Уважаемый гражданин Ю. Щербак!
Беспокоит Вас Дятлов Анатолий Степанович. Да, тот самый Дятлов - бывший замглавного инженера Чернобыльской АЭС по эксплуатации.
Прочитал Вашу повесть "Чернобыль" в журнале "Юность" N9, 10. Что же? Повесть правдивая, есть попытки вскрыть истинные причины аварии. Правда, нет даже попытки назвать конкретных виновников аварии, кроме эксплуатационников, с которыми все ясно Вам и тем, с кем вы говорили. Виновны, и баста! Доморощенные Прокуроры даже сроки определяют.
Только, гр. Щербак, так ли это ясно? Конечно, Вам, неспециалисту в этой области, самому трудно разобраться в технических вопросах, и Вы судите со слов специалистов. Не могу сказать, почему так судят Казачков, Усков, Жильцов - то ли из-за недостатка информации, о чем писал в "Литературной газете" Ушаков, когда на совещании спецов-реакторщиков даже вопросы задавать о причинах аварии было запрещено, то ли чужая боль нам…
Мне кажется, Вам интересно будет знать и мое мнение об этом кошмаре. Смею думать, что лучше меня никто не знает обстоятельств аварии. Смею также думать, что из живых нет более заинтересованного в выяснении и обнародовании причин аварии. Я буду говорить только за себя и оперативный персонал, в первую очередь за Акимова, Перевозченко, Топтунова, т. к. они за себя уже ничего не скажут, а обливание их грязью продолжается. Вы правильно в повести отметили, что порочить человека мы научились - и с рвением, даже с какой-то радостью бросаемся на это, не задумываясь вовсе о справедливости. О гуманности я и не говорю. На гуманность или снисхождение вовсе не рассчитываю. Здесь я полностью согласен с Казачковым - не жил бы, чувствуя за собой вину в такой аварии. И выжил, думаю, только потому, что хотел предстать перед судом, когда увидел, куда клонят все дело. Поверьте, я давно не карась-идеалист и во всеобщее торжество свободных идей давно не верю, но был в шоке, когда увидел всю эту ложь. И о суде у Вас необоснованно розовое представление: "…из процесса, проведенного в строгом соответствии с существующими законами…" Я законов не знаю, но по-человечески так быть не должно. К примеру:
- когда свидетель Дик Г. А. стал давать показания в мою пользу, на него сразу же последовало давление, запугивание со стороны Прокурора и Судьи. Аналогично и с Трегубом, человеком слабым, нестойким;
- среди полусотни показаний свидетелей только в одном моя квалификация ставилась под сомнение, так Прокурор выбрал именно его;
- кажется, в интересах истины нужно бы выяснить: а годился ли тот реактор к эксплуатации? Я задал 24 вопроса в письменном виде (по требованию судьи), направленных в основном на это, - судья все их отклонил;
- мне по физическому состоянию в то время вообще было трудно говорить, так еще постоянно перебивался судьей. Можно и еще продолжать.
Не знаю, может, по существующим законам так и надо, но, думаю, в цивилизованном обществе таких законов быть не должно. Мои показания никто не опроверг, но и во внимание их не приняли. Что это, как не презумпция виновности в полный рост? Так что, гр. Щербак, у меня несколько иное мнение о суде. А формулировка: "Уголовное дело в отношении лиц, не принявших своевременных мер по совершенствованию конструкции реактора, органами следствия выделено в отдельное производство"? Но, простите, за это "несовершенствование…" только можно премию не платить, ну, снять с работы. А вот то, что реактор по целому ряду требований не отвечал принятым в стране нормам, на что я указывал и на предварительном и в судебном следствии, об этом ни слова Суд этого не захотел выяснять. Почему? И как результат - того суда над теми "лицами" так и нет. Прав Жильцов: * "Настоящие виновники (творцы апокалипсиса) ушли от наказания". * Мое твердое убеждение, основанное на мучительном многократном анализе материалов и известных мне после-аварийных расчетов, - оперативный персонал и с ним я не преступники, а жертвы.
Не подумайте, что я жажду, чтобы усадили как можно больше. Нет - на собственной шкуре знаю, как это "хорошо" Но на этом судебном процессе должно быть выяснено, что реактор не соответствовал вполне конкретным пунктам основополагающих документов, имеющих силу закона по ядерной безопасности. А судить их можно и нужно именно за это. И тогда обвинения оперативного персонала рассыплются сами собой. Не зря же вся эта камарилья, признавая у реактора "недостатки, "особенности" (тут некуда деться!), делает вид, что таких документов: "Общие положения безопасности… ОПБ-82" и "Правила ядерной безопасности - ПБЯ-04-74" - не существует. Ведь если перевести эти "недостатки" и "особенности" реактора в конкретные пункты требований НОРМ, то окажется, что несколько тысяч человек оперативного персонала (это в первую очередь) преступно держались под ударом. Если оперативный персонал этого не знал, то наука обязана была знать! И принять необходимые меры! И напрасно В. Жильцов сетует на отсутствие в оное время мощных ЭВМ. После аварии выяснилось, что наука знала те моменты, дефекты, которые явились определяющими в возникновении аварии. А что не знала, то вполне узналось бы и без современных мощных машин. Не буду голословным.
