Вячеслав Удовик - Воронцов
Тифлис, 18 февраля 1852 г.
Любезный Алексей Петрович, я никак не мог написать тебе с последнею почтою. Мы три дня тому назад официально получили Георгиевский крест для Семена Михайловича. Можешь себе вообразить, что для меня было очень приятно видеть на сыне моем тот же самый крест и в том же самом крае, где я получил оный 48 лет тому назад. Дела в Чечне идут как нельзя лучше. Барятинский действует и смело, и распорядительно, знает совершено и край, и образ тамошней войны, любим войском, жителями и даже немирными, которых он успел уверить, точно так как сделал покойный Слепцов, что он их первый защитник и благодетель, как скоро они являют покорность. Жаль, что зимою надо размерять сроки для действий по возможному приготовлению, особливо сена. Я первый начал требовать, чтобы все сено приготовлено бьшо и закуплено, хоть иногда и большими ценами, но так, чтобы не менее двух месяцев можно было действовать на чужой земле; так было в прошлом году, и так оно есть и теперь. Но ежели бы было возможно остаться там до апреля месяца, то Большая Чечня в этом же году, может быть, была бы совершенно покорена; впрочем, итак результаты уже большие, и до начала марта будут еще более. Окончив между Воздвиженским и Автуром, Барятинский перешел с отрядом вниз по Аргуну близ бывшего селения Тепли в 15 верстах от Грозной. Лагерь расположен по обоим берегам реки, мосты сделаны, и оттуда всякий день ходят на рубку, также в дирекцию на Автур, так что вся эта северная часть Большой Чечни, где лесов гораздо менее (и те более островками среди полян), совершенно отнята у неприятеля, и в оной пахать, сеять и косить невозможно им будет без нашего позволения. В этих местах Шамилю со своим сбором трудно противиться нашим операциям, рубки делаются почти без сопротивления, а иногда вовсе без выстрела; когда же они что-нибудь пробуют, то всегда неудачно.
Третьего дня мы получили известие об одном блистательном деле трех сотен казаков под командою Лорис-Мелико-ва, которые бросились на сильную Тавлинскую партию под командою сына Шамиля, показавшуюся с намерением преследовать колонну, окончившую в этот день рубку. Из приказов, из которых я на всякий случай посылаю тебе здесь один экземпляр, ты увидишь подробности кровавого, но славного дела ген. Суслова, который с молодецкою решимостью уничтожил совершенно сильное скопище всех абреков из Дагестана, пришедших волновать Кайтах и Табасарань, и тем надолго успокоил весь этот край. На правом же фланге и за Кубанью совокупное движение генерала Евдокимова, адм. Серебрякова и генерала Рашпиля не может не иметь также больших результатов.
42Тифлис, 22 марта 1952 г.
Любезный Алексей Петрович, от тебя в первый раз слышу я о юбилее тысячелетия России: все наши историки назначают на то 1862 год. Но вчера я читал в «Кавказском вестнике» статью, доказывающую, что это расчисление было ошибочное и что эта любопытная эпоха точно в текущем 1852 году. Теперь, говорят, другие ученые и об этом спорят, и весьма легко спорить о вещах, о которых ничего верного не знают; но как скоро есть о том спор, то лучше выиграть десять лет и объявить именным указом, что тысячелетие великой Империи должно быть признано и праздновано в 1852 году.
43Тифлис, 2-е апреля 1852 г.
Христос Воскрес!
Фельдъегерского корпуса капитан Иностранцев отдаст тебе это письмо, любезный Алексей Петрович; он мне сказал, что он желал и без того быть у тебя и был у тебя в старину здесь в Тифлисе. Он мне привез накануне праздника, как это ему было приказано, Высочайший рескрипт с титулом светлости. Вы верно уже копию из этого рескрипта получили из Петербурга. Я должен быть благодарен за лестные слова этого рескрипта и за то, что наконец вспомнили о 50-летии моей службы военной, не говоря уже о том, что три года до того служил я по гражданской. Благодаря за эту милость, я имел удовольствие донести о новом подвиге храбрых моих Куринцев. Князь Барятинский приехал в Тифлис по делам службы, и сын мой приехал нас навестить и оставить здесь жену до времени, когда он опять приедет, чтобы ехать с нами в Боржом. — Можно полагать, что после двух месяцев беспрестанной драки и видя отсутствие начальника фланга и того полка, который к ним ближе и беспрестанно с ними дерется, чеченцы не были в полной осторожности. Генерал Меллер-Закомельский, командующий в отсутствии Барятинского, воспользовался этим и секретным ночным движением напал с рассветом на хутор наиба Талгика, где всегда находились две пушки, уже несколько лет доверенные ему Шамилем. Две роты Куринцев с храбрым майором Оглобжио и капитаном Мансурадзевым ворвались на двор Талгика, перелезли чрез все препятствия, взяли обе пушки и привели их благополучно, хотя с дракою, до полянки, где сам Меллер с двумя батальонами был готов их принять и в случае нужды помочь, и с этого уже места пошли с своими трофеями без выстрела до Воздвиженской. Сам наиб успел спастись, но значок его и принадлежащее ему домашнее имущество остались в руках победителей. Потеря наша убитыми и ранеными менее 100 человек, между коими ранено 8 офицеров. Вообще в здешних старых полках и, может быть, еще более в Куринском, офицеры составляют во время опасности как будто переднюю шеренгу перед своими частями. Эту потерю нельзя считать большою в сравнении с важностию этого дела. — Можно вообразить, как примет Шамиль своего наиба. Мы давно зубы вострили на эти две пушки, но удивительная осторожность, с которою они употребляют орудия, не позволяла нам ими завладеть — В 1848 году от гальванического взрыва одна из этих пушек была на воздухе, и сам Талгик был сброшен, покрыт землею и потерял часть своего оружия; но это было ночью; управляющий гальванизмом, будучи в низком месте, не увидел взрыва, думал, что заряд отказался и так донес резерву, который был всегда готов бежать к месту взрыва. Мне же тогда об этом доложили только к утру, и чеченцы уже успели с рассветом собрать и увезти свое разломанное орудие. Теперь не только эта пушка, но и обе стоят благополучно в Воздвиженской.
Теперь предстоит задача, произведут ли кн. Чернышева (давно светлейшего) в его юбилей? Ежели произведут мимо меня, то это будет для меня большая услуга: ибо тогда могу и должен без всякого могущего упрека пойти на покой совершенный и тем продлить хотя немного жизнь, и то самым приятным и безукоризненным образом.
44Тифлис, 18-го мая, 1852 г.
Я много виноват перед тобою, любезный Алексей Петрович, что так долго не отвечал на письмо твое с добрым нашим Клавдием от 10 апреля; но ей Богу, как будто нарочно столько был погружен в обыкновенные и необыкновенные дела и бумаги и столько должен был видеть и толковать с людьми всякого рода и племени, которые, зная, что я отъезжаю отсель на несколько месяцев, не дают мне покоя по разным делам, что не имел и не имею минуты свободы и сегодня бы еще не мог тебе писать, ежели бы не решился взять хоть четверть часа из нужного времени для прогулки, дабы не уехать из Тифлиса, не написавши тебе несколько строк. Я уезжаю послезавтра, сперва в Осетию, чтобы осмотреть то, что уже сделано на будущей нашей резервной дороге через Осетинские горы в объезд Казбека и теперешней Военно-Грузинской дороги. Я поеду с перевала у деревни Гаки, где уже у нас есть маленькое укрепление и открыто арбенное сообщение у Цхинвала, оттуда я поеду на новую Имеретинскую дорогу, так называемую Улескую, которая оставляет влево затруднения Сурамского перевала и ущелие двух рек и соединится со старой дорогой у станции Квирильской; пробыв потом два дня в Кутаисе, я поеду в Боржом на воды, которые надеюсь пить шесть недель сряду и оттуда на досуге пошлю тебе подробное описание местности и выгод двух вышеозначенных новых дорог, из коих Имеретинская должна быть готова в начале будущего года.
