Федор Бурлацкий - Мао Цзэдун и его наследники
Конечно, все это требует времени, и время для такой страны, как Китай, исчисляется многими и многими десятилетиями. Что же делать? Надо набраться терпения, отложить в сторону утопии о «скачке» в коммунизм при жизни одного поколения. Ибо эти утопии на деле означают возврат к реакции, ведут к замедлению темпов экономического и социального развития, насаждению форм общественной жизни и механизмов управления, не свойственных ни капитализму, ни социализму, а уходящих корнями в период первоначального накопления, когда феодальная власть расчищала почву для капиталистического производства.
Вопреки тому, что думал Мао Цзэдун, коммунизм означает переход к совершенно новым стимулам человеческой деятельности. На место экономической заинтересованности он ставит исключительно сознательность и творческое отношение к труду. Этот принцип, казалось бы, такой простой на словах, на деле означает гигантский скачок в развитии всего человеческого общества.
На протяжении столетий и тысячелетий существования антагонистических обществ людьми правили страх и выгода. Добиться коренного перелома в сознании людей посредством простого изъятия собственности у богатых и лишения их возможности эксплуатировать наемный труд абсолютно невозможно. Само общества и каждый его член должны подняться на совершенно новую ступень. Во-первых, общество должно достичь изобилия товаров и услуг, которые перестают быть проблемой как для самого малоквалифицированного труженика, так и для инвалида, для неработающего старика или ребенка. Это значит, что производительные силы должны не только превзойти нищенский уровень Китая, но и уровень самых высокоразвитых промышленных держав мира. Китаю, чтобы достигнуть такого уровня, нужны десятилетия, а, быть может, даже столетие, если учесть прирост населения этой страны, который пока еще постоянно опережает прирост производства товаров и услуг.
Но и этого недостаточно. Нужно, чтобы люди, сами члены общества стали иными — достаточно культурными и достаточно сознательными, чтобы брать от общества не более того минимума, который им необходим для удовлетворения их собственных потребностей. Люди сами должны отказаться не только от стремления к обогащению, но и от всякого стремления к власти и господству над другими людьми.
Что касается Мао Цзэдуна, то для него коммунизм означал лишь внешнее, формальное преобразование собственности. Все остальное, полагал он, приложится. Каким образом? Откуда возьмутся общественные богатства? Откуда возьмется высокий уровень культуры и сознательное отношение к труду?
Мао Цзэдун не задумывался над этими вопросами. У него в запасе были иные средства. Если люди не хотят добровольно и бесплатно работать на общество, то их надо принудить к этому. Тогда на место экономической заинтересованности и экономического принуждения, то есть тех стимулов, которые породил капитализм, становились внеэкономические методы: военная дисциплина труда, подкрепляемая массовыми арестами и идеологическими кампаниями. Это, в сущности, возврат к феодальным методам, но уже в условиях господства государственной собственности.
Есть и другая сторона этой проблемы. Проводя «коммунизацию», Мао явно рассчитывал использовать многомиллионную рабочую силу Китая, объединенную в трудовые армии, для осуществления задач индустриализации в самые короткие сроки. Как раз в этот период в Китае делался особый упор на тезис Мао, что решающей силой являются не техника, а люди. Это была установка на то, чтобы попытаться использовать сотни миллионов рабочих рук китайского населения, прежде всего в деревнях, но также и в городах, для «скачка» в развитии страны-. Мао полагал, что крестьяне, которые кормятся сами, могут быть использованы не только для производства в рамках своей местности, но и стать даровой рабочей силой, перебрасываемой в любом направлении на решение любых хозяйственных задач.
В марксистской литературе достаточно сказано о китайском варианте «казарменного коммунизма». Задумаемся над другим вопросом: действительно ли огосударствление собственности в том виде, как оно проводилось в китайской деревне в пору «коммунизации», представляет собой шаг вперед в сравнении с кооперативными формами собственности?
Напомним, что Мао и его сторонники с самого начала предпринимали лихорадочные усилия для того, чтобы резко сократить сроки обобществления собственности в городе и деревне. Если в Советском Союзе обобществление промышленности и сельского хозяйства заняло почти 20 лет, то в Китае — немногим больше 5 лет.
В Советском Союзе период индустриализации занял не меньше 15 лет; в Китае была предпринята попытка одолеть этот исторический рубеж за 10 лет, несмотря на более низкий уровень экономического развития. «Большой скачок» и «коммунизация» были, следовательно, продолжением и углублением той политики торопливого и скачкообразного «броска в коммунизм», которую Мао Цзэдун и его сторонники стремились навязать стране после победы народной революции. И это в условиях, когда была полная возможность учесть опыт других стран социализма и опереться на их поддержку.
Между тем социалистическое преобразование собственности — многосторонний акт. Он преследует различные задачи: ликвидацию эксплуататорских классов и социальной почвы для эксплуатации человека человеком, приобщение масс к управлению хозяйством, повышение уровня производительности общественного труда. Само обобществление должно быть достаточно подготовлено в экономическом, социальном и культурном отношении. Иначе оно может приобрести односторонний и даже уродливый характер, не содействуя повышению производительности труда и приобщению масс к управлению производством. Именно это и произошло в Китайской Народной Республике.
Победа общественной собственности на орудия и средства производства — основа социалистического строя. Но разве можно все сводить к собственности? А что же производительность труда, уровень распределения материальных благ, культура, положение личности?
Разумеется, победа государственной собственности в городе и кооперирование в деревне — крупнейшее завоевание китайской революции. Но это лишь рубеж, хотя и весьма важный, что особенно надо было учитывать в Китае, где имелись длительные традиции государственного обобществления при феодализме.
Возникновение современной промышленности в Китае в конце XIX — начале XX века было связано как раз с развитием государственного капитализма, и первые предприятия находились во владении и распоряжении государства. В Китае не было или почти не было независимого от государства сословия, подобного тому, каким была буржуазия в Европе в период первоначального накопления и первой промышленной революции. Крупные промышленные и торговые компании, возникшие тогда, подобно китайскому коммерческому пароходству, каменноугольным копям и др., принадлежали государству либо чиновникам. Развитие и процветание тех или иных частных компаний также целиком находилось в зависимости от государства, от его лицензий и субсидий за счет налоговых средств. Не случайно чанкайшистское правительство не только не стремилось разрушить эту традицию, а, напротив, содействовало ее укреплению. В своей книге «Судьбы Китая» Чан Кайши отстаивал, в частности, идею развития государственной экономики.
