Эдуард Экк - От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868–1918
На мой вопрос, что он решил и чем могу ему помочь, генерал-майор Лихачев заявил:
– Пока ничего не надо, я только явился, чтобы поставить вас в известность, а с полком я живо управляюсь; я уже сделал соответствующее внушение его командиру и приказал к моему возвращению построить полк и состоящую при мне отдельную Оренбургскую казачью сотню с четырьмя пулеметами. Ручаюсь, что все будет в порядке и 18-го мы атакуем, как назначено.
Подъехав к полку, генерал Лихачев, приказав сотне стать по флангам, а пулеметам против фронта полка, обратился с речью. Речь была очень коротка, но и очень внушительна, закончил он ее словами:
– Трусами вы до сих пор не были, и я не позволю вам сделаться трусами! Сегодня же после обеда станете в окопы, завтра произведем разведку, а послезавтра атакуем. Я сам пойду за вами, при мне будут два пулемета, и горе тому, кто остановится или повернет назад. Поняли?
– Так точно, Ваше превосходительство.
Обратившись к командиру полка, добавил:
– Ну так отобедайте и затем ведите полк в окопы.
84-я дивизия была в хорошем виде, сильна по составу, но как будто только что впервые прибыла на театр военных действий. Поражало полное отсутствие боевых сноровок, выработавшихся в наших войсках за два года войны.
Когда все роли были распределены и отдан боевой приказ, я указал начальнику дивизии:
– Теперь вам надо за ночь стать в исходное положение, то есть сблизиться с противником атакующими частями настолько, чтобы по первому знаку артиллерии, что все готово, встать и атаковать. Это особенно важно в данном случае, так как вам приходится атаковать по совершенно открытой местности.
Генерал-лейтенант Козлов[342] уверил меня, что все будет сделано, как я указываю, и за ночь действительно сблизился с противником, но лишь на 2000 шагов, согласно нормы, указанной уставом.
Когда наступила ночь на 18-е, на обеих позициях царила полная тишина; казалось, что все спят. И вдруг, около полуночи, раздался взрыв ручной гранаты, затем другой, третий, и так продолжалось несколько минут, затем все опять затихло. Оказалось, что один из начальников учебных команд полков 13-й пехотной дивизии, расположенных в одной из деревень в тылу нашей позиции, решил в эту ночь произвести обучение действию ручных гранат, очевидно, не быв ориентирован в обстановке штабом дивизии. К счастью, этот эпизод не имел никаких последствий, нигде не поднялось тревоги, австрийцы также не шелохнулись, и снова воцарилась полная тишина.
На рассвете наша артиллерия открыла огонь. Ударная группа артиллерии, руководимая генерал-майором Шепелевым, после двухчасового напряженного огня как бы придушила выбранный для прорыва участок. Керчь-Еникольский и Таганрогский полки поднялись и, пролагая себе путь через проволочные заграждения, ворвались в австрийские окопы и, проходя их, забрасывали противника ручными гранатами. Стоявший влево от них 3-й полк[343] 84-й дивизии также доблестно атаковал и почти одновременно с ними ворвался в австрийские окопы. Но когда наши, продвигаясь вперед, стали забрасывать противника ручными гранатами, 3-й полк сперва оторопел, а затем бросился назад, и стоило большого труда его остановить. Пришлось отвести полк в резерв, причем не только люди, но и офицеры не хотели верить, что это наши забрасывали ручными гранатами, уверяя, что их у нас никогда не было.
Столь неожиданный и поспешный отход поставил в очень тяжелое положение Керчь-Еникольский и Таганрогский полки, обнажив их фланг. Слабо поддержанные Белостокским полком, они лишь смогли удержаться в захваченных ими окопах, бой затянулся, и окончательно овладеть австрийской позицией удалось лишь 20-го утром.
В Саратовской отдельной бригаде дела шли блистательно. Наэлектризованные своим грозным начальником, они прямо летели вперед и к 11 часам утра были уже на том берегу р. Стрыпы, овладели Зборувом и захватили 3000 пленных.
Это был мой последний бой с 7-м корпусом.
Не получая ни в чем поддержки от командующего армией и тем лишенный каждый раз возможности развивать добытый успех, я после долгого размышления решил обратиться к генерал-адъютанту Брусилову с просьбой переместить меня. Генерал-адъютант Брусилов отнесся к просьбе с большим вниманием и предложил мне самому выбрать любой из корпусов, находившихся в составе войск Юго-Западного фронта. Я откровенно ответил, что мне настолько тяжело расстаться с 7-м корпусом, что все равно, какой принять, и что я это предоставляю всецело на его усмотрение. Тогда генерал-адъютант Брусилов предложил мне обменяться с командиром 23-го корпуса генерал-лейтенантом Сычевским. Я знал генерала Сычевского с очень хорошей стороны еще по Японской войне, мне было приятно передать свой корпус в его руки, и я сейчас же согласился.
Штаб 23-го корпуса находился в г. Яблоница в районе Лесистых Карпат.
Прежде чем перейти к изложению жизни в Лесистых Карпатах, я остановлюсь на итогах Брусиловского наступления 1916 года. Почти одновременно с описанным выше форсированием р. Серета, в конце июля или начале августа началось наступление 8-й и 9-й армий, вскоре принявшее очень крупные размеры и переходившее от успеха к успеху. Всюду разбитые, австрийцы быстро отступали, и мы постепенно заняли города Трембовлю, Чорткув, Коломыю, всю Буковину с главным городом Черновицами, Залещики, Куты, Выжнец, вторглись в район Лесистых Карпат и заняли перевалы, господствовавшие над путями в Венгерскую равнину.
Разгром австрийских армий был полный, всего мы захватили свыше 600 орудий, 1500 пулеметов и свыше 500 000 пленных. Австрийские войска были деморализованы и Австро-Венгерское правительство взывало о помощи к Германии.
Германия о ту пору сама была сильно потрясена. Неудачи под Верденом, стоившие им, по признанию самих германцев, свыше 300 000 человек выбывших из строя, необходимость спасать Австрию довели напряжение Германии до предела – до того, что она решилась предложить мир на условиях status quo ante bellum (то есть, на условии возвращения к взаимному положению до войны). Насколько тогда была потрясена Германия, наглядно видно из той книги воспоминаний американского посла в Константинополе Моргентау, который так описывает свое свидание с германским послом Вангенгеймом осенью 1916 года: «Как и перед войной, в июле 1914 года, так и теперь заехал ко мне Вангенгейм и объявил, что его срочно вызывают на совещание в Берлин, причем Вангенгейм заявил, что Германия готова пойти на мир на условиях status quo до войны, чтобы избавить человечество от создавшихся колоссальных потрясений, и беда тем, кто сейчас не примет наших теперешних условий. С теми мы поведем войну до крайних пределов и уже как победители продиктуем свои условия. С этими словами он простился со мной и уехал в Берлин».
