РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК - ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая
Так в дальнейшем и пошло, причем старик оказался неожиданным обладателем двухтомного издания «Войны и мира», чудом пропущенного на колонну: книги присылала жена осужденного! Рональд провел за этим чтением долгие часы (пока топилась печь или пеклись хлебы), и ему, как, впрочем, и при каждом новом перечтении, стало казаться, что он впервые вник по-настоящему в глубинную сущность толстовского романа. Все пережитое на фронте и в военном тылу, будто озарялось заново. Приоткрылись некие тайные законы национальной самозащиты русских против внешнего завоевания и сделалась понятной ставка врагов и ненавистников России ТОЛЬКО на внутреннее перерождение, т.е. ставка на завоевание России изнутри. Поэтому так жизненно необходим был для немцев в Первую мировую войну именно Ленин, а для Гитлера, во Вторую мировую так мало значили и даже внушали недоверие некоммунистические патриоты России...
Северная весна 1952 года перешла из своей первой стадии весны света во вторую, весну воды.
В Ермаково, где находилось управление стройкой и где лагерные зоны и стройплощадки постепенно вытягивались вдоль пустынного берега Енисея, украсив пейзаж смотровыми вышками, горами мусора и опилок, железными трубами подсобных предприятий и столбиками телефонной связи, начальство призывало прорабов хорошенько готовиться к паводку. А прорабы готовились вяло. Известное дело: на Руси, пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Опасность же день ото дня росла.
Даже на трассе, на отдаленных от великой реки участках, ухо приходилось держать востро. Как раз на новом участке топографа Вальдека прошлой весной 51-го года снесло полыми водами железнодорожный мост через речку Чир, приток Енисея.
В летние месяцы Чир струится в глубоком ущелье, и никто не предполагал, что мост, перекинутый над ним на высоте двух десятков метров, окажется под угрозой. Перерыв движения очень подвел тогда строителей, налетали комиссии сверху, искавшие вредительство. Новый чирский мост решили сделать надежным, постоянным сооружением. Работы над ним шли без перерывов, в три смены, трудились хорошие бригады, составленные из «одной 58-ой», как с гордостью объясняли местные начальники приезжим, в доказательство солидности начинания. Мостовые земляные конуса отсыпали метров на шесть или восемь выше прежнего, мостовую ферму сварили из двутавровых балок и полосовой стали № 3, береговые опоры сделали из бетона и успешно надвинули на них мостовую ферму. Чирский мост стал лучшим на трассе, гарантированным от всех климатических причуд: он висел на высоте 26 метров над обычным летним урезом воды в Чире. От 10-го лагпункта он отстоял в нескольких километрах и входил в Рональдовы топографические «владения».
Одноколейная трасса тут извивалась между живописными холмами. Мост картинно приоткрывался из-за поворота. На том берегу жила в землянке группа ленинградских геодезистов, занимавшихся триангуляцией. Рональд успел с ними познакомиться, как только обосновался на новом участке и начал его обследовать. Они-то и обратили его внимание на то, как быстро идет таяние снегов в распадках и ущельях. Талые воды уже сбегали в долину Чира и струились в его русле, пока еще поверх ледяного панциря, прикованного морозами к каменистым берегам.
— Заметьте, Рональд Алексеевич, — говорил старший геодезист Гармс, уже доверивший бесконвойнику свой ленинградский адрес на случай оказии в невскую столицу, — выше моста есть уширение реки озерного типа. И не одно! Лед в таких озерках бывает двухметровой толщины. Когда река вскроется, льдины могут взгромоздиться в узком ущелье. И тогда вашему мосту — крышка!
На первое Рональдово предостережение «наверх», то есть начальнику топоотряда, сделанное по селектору, последовала непечатная брань и словечко «паникер»! Но уже на другое утро река Чир вскрылась с пушечным громом. Когда Рональд приспел к мосту, сумасшедший поток бесновался метрах в трех ниже балок фермы, мост обреченно вздрагивал, уровень воды рос, а позади мыска, слегка прикрывающего подступ к мосту, уже грудились и напирали тяжелые массы озерного льда. Веял теплый южный ветер, но от белоголубых груд так и несло леденящим духом близкой Арктики!
На попутной дрезине с каким-то инженерным начальством Рональд вернулся на лагпункт и поднял тревогу. На этот раз ему поверили, да и начальство на дрезине, возможно, тоже подтвердило опасность.
По селектору последовал приказ из управления: выделить бригаду спасателей, бригадиром назначить топографа Вальдека, снабдить бригаду баграми, а необходимая спасателям взрывчатка, мол, следует со склада на «калужанке» и может быть пущена в ход по указаниям сопровождающего подрывника...
...В жизни каждого человека существуют такие воспоминания, когда он не вполне уверен, была ли то явь или сон. Рональду именно так вспоминалась его танковая атака на Белоостров или боевая операция у сопки Песчаной; точно так же он впоследствии возвращался мыслью к спасательным работам у Чирского моста. Продлились они двое с половиной суток. Сменялись у него три бригады, выматывавшиеся до изнеможения, а сам он двигался и действовал как автомат. Подрывник, доставивший запас аммонала и толовых шашек, очень помог вначале: показал, как делать накладные заряды и первое время, стоя на мыске, подрывал подплывающие озерные льдины, дробил их на куски. Эти измельченные льдины поток подносил к мосту, когда вода бурлила вровень с балками фермы. Бригадники баграми пропихивали льдины под мост, не давали им накапливаться и давить на ферму. Если добрая ледяная глыба все-таки успевала ударить в двутавровую балку фермы, она вся содрогалась, рельсы напрягались и рвались, шпалы лезли вверх, а вся ферма на какие-то доли сантиметра сдвигалась на бетонной подушке. Стоявшие на мосту бригадники в оледенелых бушлатах работали баграми без минутного перерыва и вели себя как в бою.
Когда подрывник устал, его сменили ленинградцы-геодезисты, потом Рональд, оба бригадира и кто-то из вохровцев-конвоиров.
От частых глухих взрывов то и дело всплывали брюхом вверх потрясенные рыбины, чиры, хариусы и язи с красными перышками. Их приспособились вылавливать с моста и обоих берегов. Геодезисты принесли большой сачок. Отдыхавшие бригадники варили в ведрах тройную уху в дополнение к пайку. С лагпункта трижды в сутки привозили термосы-бидоны с горячей пищей, а в самую первую и тяжелую ночь мокрые до нитки, оледенелые спасатели получили по полтораста граммов «северного пайка» или попросту какого-то технического, но оглушительно крепкого спиртяги...
На третьи сутки этой отчаянной борьбы со стихией льдин плыло уже меньше и вода в Чире стала постепенно понижаться. Работяги-спасатели покидали свои посты. Сойдя с моста и глянув на него теперь со стороны, Рональд ахнул: мостовая ферма опаснейшим образом держалась наполовину; вторая половина висела над потоком. Рельсы и шпалы были искорежены и сорваны со своих костылей. Еще бы, кажется, совсем небольшой нажим льда — и ферма просто упала бы набок, прямо в бурлящую хлябь. Рональд ясно представил себе, что выплыть из такого водоворота было бы невозможно.
