Фернандо Пессоа - Книга непокоя
11. Пустынная улица.
12. Треугольная Мечта (на диване вижу себя в мечтах на борту судна, мечтающим о чем-то)
13. Нелогичная Идиллия
14. (Этика Молчания)
Документ 5/82Книга непокоя
1. В Лесу Отчуждения
2. Путешествие, никогда не осуществленное
3. Болезненный промежуток
4. Эпилог в Тени
5. Мадонна Тишины
6. Золотой Дождь (Танец. Последний Лебедь. Мерцающий Час)
7. Литания Отчаяния
8. Этика Молчания
9. Нелогичная Идиллия
10. Перистиль
11. Апофеоз Абсурда
12. Пейзаж Дождя
13 Восхваление Бесплодных
14. Три Грации
(Увенчанная Розами. Увенчанная Миртом. Увенчанная Шипами)
Документ 5/84Книга непокоя
1. Вступление
2. В Лесу Отчуждения
3. Пейзаж Дождя
4. Косой Дождь
5. Похоронный Марш для Короля Луиша Второго да Бавиера
6. Дневник
7. Симфония одной Тревожной Ночи
8. Утро
9. Треугольная Мечта
10. Мадонна Скорбей (?)
11.
12.
Документ 48С/22[после 1929]Бернарду Суареш
Улица Золотильщиков
Различные отрывки:
(Симфония одной тревожной ночи, Похоронный Марш, В Лесу Отчуждения)
Опыт Сверхощущения:
1. Косой Дождь
2. Крестный Путь
3. Поэмы музыкальной абсорбции, включающие Реку среди Мечтаний.
4. Различные другие поэмы, представляющие тот же опыт. (Отличить «в соответствии со сфинксом» – если стоит его сохранять – от «В часы, еще славные» – мое.[50])
Суареш – не поэт. В своей поэзии он несовершенен и допускает нарушения связности, каких нет в прозе; его стихи – отбросы его прозы, лоскуты того, что он пишет всерьез.
Документ 9/12[после 1929]Замечание для самих изданий (и применимое для «Предисловия»)
Объединить позже, в одной отдельной книге, различные стихи, вносившие ненужное напряжение, будучи включенными в Книгу Непокоя; эта книга должна иметь одно заглавие, наподобие того, что говорило бы, что содержит «отбросы», или интервалы, или еще какое-то, также отстраняющее слово.
Эта книга может, впрочем, составлять часть окончательных остатков и быть чем-то вроде склада, опубликованного из непубликуемого, что может быть сохранено в качестве печального примера. Есть немного – в случае незавершенных стихов лирика, умершего рано, или из писем великого писателя, но здесь то, что остается, – не только худшее, но и отличное, и в этом отличии состоит основание для публикации, так как в нем не могло бы состоять основание для того, чтобы это не публиковать.
Документ 2/60[после 1929]Книга Непокоя
(заметка)
Организация книги должна базироваться на выборе, жестком, насколько возможно, из разнообразных отрывков, имеющихся в наличии, адаптируя, однако, более ранние, которые менее освещают психологию Бернарду Суареша, в соответствии с появляющимися сейчас, с этой точной психологией. Частью этой работы является общая ревизия пригодного стиля, с тем чтобы он не потерял в интимных оборотах речи мечты и бессвязной логики, которые его характеризуют.
Я исследовал случай с включением больших отрывков, которые располагаются с названиями «грандиозные», как «Похоронный Марш для Короля Луиша Второго да Бавиейра», или «Симфония одной Тревожной Ночи». Имею предположение оставить, как есть, отрывок «Похоронный Марш» и перенести его в другую книгу, в которой бы находились Большие Отрывки все вместе.
На русский язык полностью «Книга непокоя» переведена впервые. Фрагменты из этой книги переводились Борисом Дубиным и были напечатаны в 1997 году в журнале «Иностранная литература». Переводчик хочет выразить огромную благодарность доктору наук Педру Серрану, без чьей бескорыстной помощи перевод не смог бы осуществиться.
O Livro do Desassossego foi traduzido integralmente para a língua primeira vez para a presente edição, por Iryna Feshchenko-Skvortsova. Alguns fragmentos do livro tinham sido anteriormente traduzidos por Boris Dubin e publicados na revista Inostrannaja Literatura em 1997. A tradutora agradece ao consultor científico, Doutor Pedro Serrão, da Universidade Nova de Lisboa. Sem a sua colaboração, esta tradução do texto original em língua portuguesa não teria sido.
Послесловие
«Книга непокоя», составленная Бернарду Суарешем, помощником бухгалтера в городе Лиссабоне, по праву считается главной книгой великого португальского писателя начала ХХ столетия Фернандо Пессоа (1888–1935), главной мистификацией Великого Мистификатора, одним из лучших шедевров ХХ века. В Португалии она переиздавалась около 30 раз с 1961 по 2013 год. Внимание исследователей других стран Европы и американского континента тоже притягивает эта книга, изданная многократно во многих странах: восемнадцать изданий в Бразилии, девять изданий в Испании; по пять – во Франции, Великобритании, Соединенных Штатах Америки; по четыре – в Швейцарии и Бразилии, по три – в Швеции, Италии, по два – в Германии, Венгрии, Греции, Голландии, Японии и Израиле, Чехии и Польше; издавалась книга в Болгарии, Дании, Норвегии, Финляндии, Румынии, Хорватии, Словении, Марокко, Индии, Китае, Турции. Сотни ученых Европы и всего мира сейчас заняты исследованиями различных аспектов, таящихся в необозримых глубинах этой книги.
Проза поэта или поэзия в прозе, глубоко лиричные размышления философа, вербальная живопись художника, видящего через прозрачную для него поверхность саму суть вещей, – «Книга непокоя», в том виде, в каком она была оставлена автором, не была пригодна к публикации, только кропотливая работа многочисленных филологов над компоновкой ее фрагментов, выбором отдельных пометок автора из множества имеющихся, над определением, какие авторские правки считать окончательными, могут помочь скомпоновать нечто, подобное книге. Вот почему «Книга непокоя», вся состоящая из фрагментов, в каждом последующем издании предстает в измененном виде, раскрывая внимательному читателю все новые глубины. По мнению европейских переводчиков «Книги непокоя», она заставляет переводчика столкнуться с колоссальными трудностями. Игра метафорами, как открытыми, так и спрятанными, насыщенность неологизмами, глубина и сложность философских изысков автора, мышление отвлеченными понятиями, акробатические трюки, буквальное жонглирование стилистическими фигурами речи, постоянные переходы от одного плана повествования к другому, – все это чрезвычайно сложно передать другим языком, обладающим иными, исторически сложившимися средствами изображения. А к этому всему прибавляется сложнейший синтаксис Пессоа, который порой и хорошо подготовленных португальских читателей заставляет терять нить повествования: латинизмы, глаголы в различных формах и с различным значением, вкладывающиеся один в другой, как матрешки, и все это на протяжении одной только фразы, длиной в 15 строк. Но делалось это не красоты ради, нет, а чтобы, загипнотизировав читателя, ввести его в самое сердце того самого «непокоя», той самой жажды-тоски, которыми переполнены все творения Фернандо Пессоа. Ради этой цели – и совмещение несовместимого, противоположного, и внезапный обрыв – разрыв начатой речи, и необычное «извилистое» мышление, так легко и естественно перетекающее с психологического уровня на философский, раскрывающее внезапно свой символический и даже эзотерический план. Сам автор говорит в одном из фрагментов своей книги: «Я не пишу на португальском языке. Я пишу собою самим».
