Ронни Касрилс - Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе
Я было растерялся, но потом подтвердил, что действительно там учился, и спросил, не были ли они тоже выпускниками КЕС. Они ответили, что они были из Йеппе — школы, которая была главным соперником КЕС. Но когда я сказал им, что мой отец учился в Йеппе, они обрадовались, как будто это хотя бы частично делало меня одним из них.
Мне так и не пришлось воспользоваться «домашней заготовкой». Вместо этого я предложил тост за одну из неудач министра Ф. С. Эрасмуса, который пытался запретить ношение в армии шотландских килтов, потому что это была «иностранная военная форма». В ответ мне рассказали, что жена министра открыла фабрику по пошиву военной формы — вне всякого удивления процветавшую.
Вечер пошёл в самой оживлённой манере. Когда хозяева услышали о шотландских предках Элеоноры, то они вызвались сыграть для неё на волынке по телефону традиционную мелодию. Вслед за этим последовал телефонный звонок в Дурбан, её матери, и с большим энтузиазмом мелодия была повторена.
Сохраняя эти бывшие ополченские части, мы способствовали и созданию полков с африканскими традициями и африканской номенклатурой. На ум приходили возможные названия: «Полк имени Оливера Тамбо», «Лёгкий стрелковый имени Шаки», «Стрелки из Соуэто» — которые образовали бы базу для привлечения чёрной молодёжи в новые вооружённые силы.
Название «Vortrekker Hoogte» подлежало замене на «Тхаба Тсване» — Холмы Тсваны.
У меня было много таких случаев сближения с бывшими врагами. Наиболее памятный случай был на финале Кубка мира по регби в Эллис-парке в Йоханнесбурге в 1995 году, когда Южная Африка нанесла поражение Новой Зеландии. Модисе и я смотрели этот чрезвычайно напряжённый матч вместе с генералом Меерингом и группой других старших офицеров, как гости Лью Свонна, бизнесмена, пригласившего нас в ложу своей компании. По всей стране прошла волна патриотических настроений, показывавшая, что идеал многоцветной нации — не химера. Я почувствовал это перед матчем, по дороге на стадион. Чернокожие горожане аплодировали типичным белым болельщикам, направлявшимся в Эллис-парк, и это было открытием. И таким же открытием была сцена, когда Мандела, одетый в свитер цветов национальной сборной, после финального свистка триумфально возносил руку капитана команды Франсуа Пинаара — всколыхнулась вся страна. Мы с Джо Модисе чистосердечно разделяли общий восторг (хотя, как и большинству африканцев, нам больше нравился футбол) — и пожелали сфотографироваться в позах нападающих в устроенной в ложе Свонна шутливой схватке за мяч. А вот большинство белых генералов не проявляло эмоций — как будто они хотели отстраниться от этого торжества.
Спорт отражает национальный характер. Последующие печальные события, инициированные главным руководителем Лиги регби Луисом Луйтом (начавшиеся с изгнания из команды прославленного Франсуа Пинаара и дошедшие до упрямого противостояния Луйта президенту Манделе и министру спорта Стиву Тшве), иллюстрировали те настроенность Volkstaat*, грубо заявлявшего: «Pasop!»** Это наша территория». Выходцы из МК в вооружённых силах сообщали, что такие же настроения бытуют и среди военных. И если это было так, то разносчики такого отношения намеренно подрывали золотую возможность примирения, так щедро предложенную Манделой и АНК.
В команде «Спрингбок» выступал только один небелый игрок, Честер Вильяме, но вся страна — и её болельщик номер один, Нельсон Мандела — твёрдо были за него. Я часто повторял военным, что если команда по регби — и вооружённые силы — не станут полностью представлять состав населения страны, такая поддержка угаснет.
Несмотря на репутацию человека, который лучше всего чувствует себя на баррикадах, я не так уж и плохо чувствовал себя на официальных протокольных мероприятиях. Когда королева Елизавета посещала Южную Африку, я сопровождал её на Мейтландское кладбище, часть которого была отведена могилам солдат из стран Содружества наций. «Красный Рон горд встречей с королевой» — так (как и следовало ожидать) назывался отчет в газете «Кейп Аргус». Подобные оказии не лишены собственных опасностей. Я прибыл на кладбище за добрых полчаса до королевы и там наткнулся на список дюжины ветеранов, которых должен был познакомить с королевой. Поэтому следующие 30 минут я провёл в усердной зубрёжке фамилий, званий и войсковых частей, старательно избегая всякой болтовни и даже обмена взглядами.
Позднее Элеонора упомянула, что в ожидании приезда королевы выглядел я слегка заторможенным, но когда я объяснил, в чём было дело, оба мы закатились в хохоте.
Мы с Элеонорой позже обедали на королевской яхте «Британия» в компании Манделы, и других гостей. Королева развлекала гостей своим остроумием и умением рассказывать забавные истории. Я встречал также её дочь, принцессу Анну. Она посетила военный центр возле Претории, организованный для включения МК в вооружённые силы, и на меня произвели впечатление проявленный ей интерес и грамотный характер задаваемых вопросов. Всякий сопричастный к дипломатии и общественным отношениям знает, насколько напряжёнными могут быть подобные мероприятия и я — коммунист или нет — не мог не восхититься профессионализмом королей.
По контрасту с визитом на яхту «Британия» мы были также гостями российского военного корабля «Настойчивый», который пришвартовался в Кейптауне. Что бы ни менялось в России, там по-прежнему оказывали почести участникам войны. Каким-то образом они вычислили группу южноафриканских моряков, которые принимали участие в опасных конвоях военного времени в Мурманск. Ветеранам были вручены медали и были подняты традиционные тосты под рюмки водки. Я проинспектировал почётный караул, составленный из курсантов, одетых в парадную форму. Они взяли оружие на караул и ждали моего приветствия.
Мне сказали, что слово «товарищ» по-прежнему используется в вооружённых силах. Вспомнив дни в Одессе, я рявкнул по-русски парадное приветствие, которое впервые услышал 34 года тому назад: «Здравия желаю, товарищи курсанты!».
Меня сопровождал Алек Эрвин, наш министр торговли и промышленности с его женой Анной, а также бригадный генерал Ян Дитлифс, начальник Управления краткосрочной службы, и его коллега Беверли. Там было ещё много тостов с водкой перед тем, как наши жёны благополучно увезли нас домой.
Был ещё один интересный случай, когда мне пришлось поднимать по тревоге южноафриканский флот. Табо Мбеки принимал с официальным визитом вице-президента США Ала Гора и его жену Тиннер. Мбеки собирался показать им остров Роббен, бывшую каторгу в 16 километрах от Кейптауна, где находились в заключении Нельсон Мандела и другие политзаключённые. Вертолёты стояли наготове, чтобы переправить делегацию на остров, как вдруг выяснилось, что высшим представителям США за границей летать на них не разрешается. После того, как охрана Ала Гора облазила один из наших кораблей от киля до клотика, мы вышли в море. Путешествие было исключительно приятное и свободное, несмотря на глубокие эмоции, испытанные Алом и Тиннер Гор, когда они увидели крохотную камеру, в которой Мандела просидел первые 18 лет из его 27-летнего тюремного заключения.
