Юрий Щербак - ЧЕРНОБЫЛЬ
А ведь совсем другая была бы картина, проведи этот злосчастный эксперимент тогда. Реактор со свежим топливом, со значительным количеством поглощающего материала в активной зоне имеет отрицательный мощностной коэффициент, то есть не приводит к разгону на мгновенных нейтронах!
Вот так мы и работали.
Но самое главное, почему персонал в ту ночь нарушил Регламент (а это тоже Закон!), - из-за отсутствия четкого объяснения: почему категорически нельзя работать при оперативном запасе реактивности меньше 15 стержней. Ребята и представить себе не могли, что находятся в ядерно-опасном режиме!
Нигде ни полстрочки, об этом даже не упоминалось. А еще с институтской скамьи было крепко вбито в голову: реактор взорваться не может! Это уже после аварии оперативный запас установят 30 (!) стержней, и не меньше. Это уже в октябре 1986 года введут в Регламент грозное предупреждение: "…при запасе менее 30 стержней реактор переходит в ядерно-опасное состояние!"
Говоря простым языком, при запасе 29 стержней мы попадаем в ядерно-опасный режим, а до аварии этот запас был регламентным и считался нормальным.
Где же были раньше товарищи ученые, проектанты, конструкторы?
Как ответила экспертная группа на вопрос суда в Чернобыле?
Вопрос суда: Почему в (старом) Регламенте персонал не предупрежден, что при работе реактора на мощности менее 700 МВт (тепловых) и с запасом менее 15 стержней - реактор переходит в ядерно-опасное состояние?
Ответ экспертов: Считали это ненужным. Думали, что на станции работают грамотные физики (?!). Сейчас были вынуждены сделать это.
Детский лепет. Стыдно слушать.
Одни считали ненужным объяснить (а может, сами не знали) природу очень важного запрета, мы же, персонал, считали, что этот запрет можно "объехать". Вот и доработались.
Но на суде одни сидели на скамье подсудимых, а другие - за столом экспертов и сурово спрашивали за все (в том числе и за свои грехи).
Второе. Очень важным моментом (как это ни странно слышать) я считал и считаю высокий уровень оперативной дисциплины на атомных электростанциях. Впрочем, это характерная черта многих режимных предприятий, где работники имеют более высокую зарплату, определенные льготы и дорожат своим местом. Уровню технической подготовки, технологической дисциплины оперативного персонала уделяли особое внимание!
Корни тщательного отбора и подготовки персонала растут из тех "закрытых" объектов, где создавалось наше ядерное оружие. Конечно, со временем отбор стал проще, требования к анкетным данным помягче, но оперативная дисциплина поддерживалась на высоком уровне.
И не имеет права подчиненный не выполнить распоряжения своего начальника. У него есть возможность аргументированно возразить при неправильном распоряжении. Но при повторе распоряжения - немедленно выполнить! А потом уже обжаловать… И беда в том, что аргументированно возразить было тяжело в той ситуации, потому что имелись лазейки. Впрочем, возражать почти никто и не пытался, настолько был велик авторитет физика - заместителя главного инженера по эксплуатации 2-й очереди Дятлова. Сейчас мы подошли к третьей важной причине.
Третье. Рискованно возражать руководителю высокого ранга. Не нравятся строптивые, как правило. Не возражают безграмотным начальникам, молчат и согласно кивают грамотным начальникам.
Потому что живет в наших душах холопская исполнительность, желание расшибить лоб на виду у начальства. А там, глядишь, и заметят твое усердие. А если еще и со знаниями слабовато?.. Тут уже не до аргументированных возражений, и без этого есть грешки в работе.
Я не работал на БЩУ и не знаю - каким был бы СИУРом, но уверен, что эти три основные момента в разной степени влияли и на меня тоже.
Не очень приятно говорить об этом, но нет у меня полной уверенности, что я не мог бы повторить ошибки ребят с блочного щита управления блока N4 26 апреля 1986 года. Я тоже мог оказаться на их месте".
Теперь выслушаем мнение такого авторитетного эксперта, расследовавшего причины аварии, как Валентин Александрович Жильцов.
"Авария на ЧАЭС показала, насколько надо быть компетентным, щепетильным в вопросах атомной энергетики. Здесь нет мелочей. Здесь нужно все проверять и перепроверять. Я часто вспоминаю слова одного из своих учителей сподвижника И. В. Курчатова: "С ядерным реактором надо обращаться на "вы", он ошибок не прощает; аварии происходят тогда, когда об этом забывают…" Огромную роль играет квалификация персонала. Взять хотя бы СИУРа Л. Топтунова. Сейчас совершенно определенно установлено, что в момент перехода с ЛАРов (локальных автоматических регуляторов) на АРы (автоматические регуляторы) произошло падение мощности реактора. Мощность "потерял" Топтунов - она была провалена до нуля. Однако, положа руку на сердце, я бы не обвинял в этом Топтунова. Его вины в том нет. Есть недостаток опыта, квалификации. В сложном переходном процессе, который в этот момент происходил, даже квалифицированному СИУРу было бы трудно скомпенсировать аппарат Режим аппарата в той ситуации очень нестабилен. Собственно, вся цепь несчастий началась именно с той злополучной потери мощности реактора. Чтобы стать квалифицированным СИУРом, надо пройти через переходные процессы, познать их. А их, судя по тому короткому времени, в течение которого Л. Топтунов работал на 4-м блоке, практически не было. Тренажера на ЧАЭС тоже не было. Ему негде было научиться. Если бы Топтунов прошел через такой переходный процесс поднятия и снижения мощности реактора, понял бы его динамику, - он бы, на мой взгляд, справился. Потому что и раньше на реакторе были подобные ситуации. За это Топтунова осуждать нельзя, можно только сочувствовать.
Но вот все, что связано с поднятием мощности после ее "провала",
- это уже явно неправильные действия. Потому что был очень мал оперативный запас реактивности. Это означает, что в реакторе осталось только несколько стержней, полностью или частично введенных в активную зону для коррекции распределения поля энерговыделения по объему. Все остальные были извлечены. В таких условиях поднять мощность очень трудно, и тем более сложно управлять распределением нейтронного поля.
- Валентин Александрович, кто давал приказ о поднятии мощности?
- Дятлов. Они хотели провести испытания любой ценой.
- А если бы СУИР Топтунов отказался поднимать мощность? Он имел на это право?
- Имел. Он мог нажать кнопку АЗ-5 и остановить реактор. Как раз Регламент этого и требовал. Реактор прошел бы "йодную яму" в течение суток
- и все.
- А начальник смены блока Акимов мог это сделать?
- Да. И Акимов мог это сделать.