Юрий Щербак - ЧЕРНОБЫЛЬ
- но понял. Он очень мужественный человек, он умирал в муках, но прогонял от себя свою жену, потому что от него очень сильно "фонило"…
Я вот сейчас думаю - что надо, чтобы это не повторялось? Не говорю о технике, я о ней все сказал. Говорю о людях. За пультами должны сидеть не только высококвалифицированные люди, но и более свободные. Свободные от страха. Не боящиеся постоянного меча, висящего у них над головой. Вот вы знаете, что такое - быть выгнанным с работы в Припяти? Это все, конец. Это ужасно, понимаете? У нас был начальник смены реакторного цеха Кирилюк. В 1982 году на ЧАЭС обнаружено нарушение штатного режима, его выгнали с работы, со станции. И куда он устроился? Ведь Припять - маленький городок. Главное здесь - АЭС. Так вот этот Кирилюк устроился инженером по снабжению на 120 рублей. Это кошмар, как вы понимаете. Нами правил страх. Страх, что выгонят. Этот страх диктовал неправильные действия.
- А как стать свободным человеком?
- Не знаю. Не берусь сказать. Может быть, на эту работу надо выбирать головастых ребят-физиков из Киева, Москвы, независимых, из научно-исследовательских институтов, сроком на 5 лет. Не зависящих от квартиры, от отношения начальства. Приведу вам пример. Когда я был СИУБом, у меня сложилась такая ситуация, что мы жили впятером в однокомнатной квартире в Припяти. Я прихожу с ночной смены - мне надо поспать, а где? Все толкутся в одной комнате. Я пошел к директору на прием по личным вопросам. Чтобы как-то ускорить дело. Тем более незадолго до этого взяли на работу уборщицу, дали ей трехкомнатную квартиру. Говорю: "Дайте лучше мне. Она уборщица, а мне нужно отдыхать. Я отвечаю за блок". А Комисарчук - начальник отдела кадров - спрашивает: "А почему ты считаешь, что ты лучше уборщицы? Она советский человек, ты - советский человек…" И все. Что я могу на это сказать?
И потому, будучи СИУБом, я боюсь проявлять самостоятельность. Я полностью зависим от станции. Сейчас я зависим в меньшей степени. А до аварии - полностью. Во всех аспектах - моральных, финансовых. Я связан по рукам и ногам. Со мною могут сделать что хотят. Если бы Саша Акимов был свободен, тогда у него была бы возможность принимать правильные решения. Оператор АЭС должен быть как летчик. Даже больше, чем летчик или космонавт. Космонавт погибнет - трагедия. Но не такие страшные последствия, как Здесь".
Ю. Трегуб:
"Если исходить из тех инструкций, что были перед аварией, все действия персонала правильны. Их вины нет. Все, что делалось, было в пределах полномочий смены. Если бы это оговаривалось особой опасностью, тогда другое дело. Самой высшей властью обладал тогда на блоке Дятлов. Его авторитет и наше доверие… сыграли определенную роль. Леня Топтунов - молодой парень. Его жаль. Я думаю, что если бы сидел на его месте, у меня это просто бы не произошло. Хотя, может быть, я чего-то не знаю… Готовился Топтунов долго - по крайней мере за пультом СИУРа около восьми месяцев, а работал самостоятельно - минимум два-три месяца. МОЖЕТ быть, сыграло определенную роль и то, что раньше мы работали без автоматических регуляторов (ЛАРов) и потому постоянно были сами включены как автоматы. Все время в напряжении. Проводились замеры - СИУР в минуту совершал от сорока до шестидесяти управлений стержнями. Потом поставили ЛАРы, которые значительно облегчили работу, но они изменили ее характер - и такого оперативного опыта Топтунов уже не имел. Для того чтобы не потерять навыки ручного управления реактором, каждую ночную смену надо 2 часа работать в ручном режиме. Практически все было оговорено, все учтено, но Топтунов мог и хуже работать… все-таки это не то что работать год не разгибаясь. У нас доходило до того, что мы по 8 часов не выходили, извините, в туалет от пульта. Но это было еще до введения ЛАРов.
Я сочувствую этим ребятам. Мне кажется, мы судим их не за ошибку, а за последствия. Дятлов же наказан больше за характер свой, чем за незнание. Он был очень самоуверен. Отличная память. Если бы не эта самоуверенность, он бы и программу не положил на свои плечи. Он был для нас самым большим авторитетом. Недосягаемый авторитет. Его слово было закон".
А. Усков:
"Никогда не думал, что так тяжело ответить на простой с виду вопрос:
- Будь ты на месте тех инженеров на БЩУ-4 в ночь 26 апреля 1986 года - ты бы пошел на нарушение Регламента, чтобы провести тот эксперимент?
И сразу просится на язык категоричное: "Никогда!"
Это говорит спустя почти два года после катастрофы на Чернобыльской АЭС мой разум, прочувствовавший с первых часов до последних дней - как огромны и тяжелы последствия происшедшего в ту ночь. В памяти уже, наверно, на вечно останутся темнота, развалины блока, страшное уханье пара, реакторный графит, выброшенный на территорию ЧАЭС, а потом обожженные до неузнаваемости лица ребят в московской клинике.
Сейчас мы поумнели. Какой же это ценой нам досталось!
Но если постараться отбросить этот испытанный на собственной шкуре опыт и постараться вспомнить - каким ты был "до войны", то не просматривается категоричного "Никогда!".
А если говорить честно - то я мог нарушить Регламент (наверное…). Будь я работником Блочного Щита Управления (БЩУ), я, пожалуй, мог возразить главному инженеру станции Фомину (или его заму Дятлову), но категорически отказаться выполнить его команду - на это бы духу не хватило!
Почему так? Может, я трус?
Да нет, вроде не трус. Орден за ночь 26 апреля говорит сам за себя. Может, в голове пусто? Конечно, не самый крупный специалист в атомной энергетике, но знаний достаточно, чтобы понять - тебя толкают на нарушение Регламента…
Постараюсь разобраться, если смогу… Первое. Мы зачастую не видим необходимости неукоснительного соблюдения наших законов, поскольку эти законы нарушают сплошь и рядом на твоих глазах, и неоднократно! Впрочем, это называется "обойти закон" И нарушают люди, которые должны быть образцом выполнения долга: гражданского, партийного, профессионального, наконец.
И растлевающее действие таких примеров куда больше, чем от десяти радиостанций "из-за бугра". Потому что эти примеры на наших глазах! Разве не знала государственная комиссия, принимавшая 4-й блок в эксплуатацию, что принимает его с отступлениями от проекта? Конечно, знала…"
Из приговора: "31 декабря 1983 года, несмотря на то, что на четвертом энергоблоке не были проведены необходимые испытания, Брюханов подписал акт о приемке в эксплуатацию пускового комплекса на блоке как энергоблока в опытную эксплуатацию" ("Московские новости", 9 августа 1987 г.).
А. Усков:
"…но посчитала - ничего, потом доведем! Вот и пришлось два с лишним года спустя проводить на 4-м блоке эксперимент, чтобы довести систему безопасности до требований проекта! Вот и довели блок "до ручки"! * Если смотреть глубже, авария началась не в 1 час 23 минуты 26 апреля 1986 года, а в декабре 1983-го, когда директор АЭС Брюханов поставил свою подпись в акте Госкомиссии как ее полноправный член. Поставил, не видя необходимости настоять на проведении испытания выбега турбогенератора для питания собственных нужд блока. * А московским товарищам и тем более этот выбег был не нужен: "4-й блок пущен и пойдет в рапорт за этот год! Как приятно…"
