Владимир Семёнов - Трагедия Цусимы
«В зависимости от обстоятельств и сил неприятеля, начальник разведочного отряда (капитан 1-го ранга Шеин) или выжидает приближения неприятеля, или выходит в море для боя с ним перед входом в бухту, сохраняя, однако, всегда такое положение, чтобы неприятель не мог, в обход его, проникнуть к месту стоянки транспортов. Отдельные суда, пытающиеся произвести такой прорыв, атакуются миноносцами 2-го отделения, следующими при крейсерах, а при входе в самую бухту их встречают минные катера, которые до последнего момента не должны обнаруживать своего присутствия (Тут говорить о нарушении нейтралитета не приходится — он будет уже нарушен со стороны неприятеля фактом нападения на транспорты, стоящие в территориальных водах нейтральной державы).
Все оставленные эскадрою на воде паровые катера располагаются перед входом на внутренний рейд и следят за возможным появлением подводных лодок, которые уничтожают таранением. Если, несмотря на все принятые меры, неприятель появится перед входом на внутренний рейд, его встречают огнем «Алмаз», «Камчатка, «Анадырь» и «Иртыш». Последние три стоят вполне готовыми выпустить якорные канаты и дать ход, дабы, если неприятель проникнет на самый внутренний рейд, действовать против него таранными ударами».
Кроме того, в предвидении возможных повреждений от минных атак приказом от 3 апреля за № 183 предписано было флагманскому инженеру П. и его сотоварищам — К., 3. и Л. — «осмотреть отсеки и бортовые коридоры, а также проверить непроницаемость горловин и исправность остальных приборов, обеспечивающих непотопляемость на всех боевых судах»1.
Все эти приказы, равно как и другие, о которых я говорил раньше, указывавшие, как действовать, что будет предприниматься, если неприятель появится сзади, спереди, справа, слева, — были на собрании подтверждены и комментированы. 3атем адмирал сообщил о суровом решении французского правительства, доставленном Жонкьером:
— Судить — вправе или не вправе они предъявлять нам такие требования — вне нашей компетенции. В этом деле должны разбираться Петербург с Парижем. Будь «Descartes» английским крейсером, можно было бы спорить… В крайнем случае — опереться на силу. Пусть собирает эскадру достаточную, чтобы принудить меня уйти! Но здесь — союзники… И — «просят» о выходе… Я решил держаться в море, вне территориальных вод, близ Камранха, где оставлю транспорты и не боевые суда. Приказано ждать Небогатова. Буду ждать. Через Сайгон буду поддерживать телеграфное сообщение с Петербургом. Буду ждать, пока не сожжем угля столько, что остатка хватит только на поход до Владивостока. Если к этому времени Небогатое не подойдет — делать нечего — пойдем вперед без него… Вперед! Всегда — вперед! Это надо помнить…
Адмирал говорил без увлечения, каким-то, вовсе ему не свойственным, холодным, «казенным» тоном… Впечатление осталось смутное…
Началось наше скитание у берегов Аннама — медленная агония сборища кораблей, официально именовавшегося второй эскадрой. Этим тяжелым дням в моем дневнике отведено обширное место. Много, слишком много, было томительного досуга… Боюсь, что читателям тягостно будет следить за моими заметками изо дня в день. Постараюсь по мере возможности сократить повествование.
В то же время флагманский корабельный инженер П. объезжал все корабли, наблюдая, по поручению адмирала, за наивозможным уменьшением горючего материала в надводной части и подавая в этом отношении не только советы, но и приказания именем адмирала.
Прежде всего — хронологическое изложение фактов самого скитания.
Как я говорил уже, 9 апреля все боевые суда, на глазах Жонкьера, вышли в море, а в бухте остались только транспорты, к которым, казалось бы, самые драконовские правила нейтралитета неприменимы. Кроме того, с нашей стороны дано было обещание, что, пока транспорты пользуются покровительством нейтралитета Франции, а сама эскадра, хотя и пребывает вне территориальных вод, состоит в связи с ними, — никаких крейсерских операций, как в смысле захвата судов, везущих военную контрабанду, так даже и в смысле разведок, предприниматься не будет, чтобы не дать повода предъявить обвинение в пользовании водами союзника, как базой для военных действий. Кажется, трудно быть корректнее?.. Так думали мы, так думал Жонкьер и прочие местные власти. В Петербурге и Париже думали иначе.
Не имея данных, не берусь судить — французы ли под угрозой Англии оказались особенно настойчивыми, или наши оказались чрезмерно уступчивыми — во всяком случае, принято было решение, чтобы в территориальных водах Франции и духу не оставалось не только военного, но даже и торгового русского флага… Известие о таком решении мы получили 12 апреля, а рано утром 13 апреля вся «армада» вышла в море. Свидетелем нашего удаления был Жонкьер на крейсере «Descartes». Проводив нас за пределы территориальных вод, проследив за нами, пока мы не скрылись из виду, он пошел в Сайгон с донесением, что «русская эскадра удалилась от берегов Аннама на восток; назначение — неизвестно».
Скитаться в океане, ожидая Небогатова, скитаться всей «армадой», охраняя транспорты, когда и собственная-то охрана являлась крайне проблематичной, — было фактически невозможно. Адмирал принял решение, единственное, какое оставалось в этом безвыходном положении: как только скрылись из виду «Descartes», уходивший в Сайгон, и скалы Камранха, откуда могли наблюдать за нашими движениями и давать сведения на телеграф, — мы повернули к северу и вечером того же дня вошли в бухту Van-fong. Вошли в полном составе — и транспорты, и боевые суда, — вошли и стали на якорь. Стоянка — отвратительная, но все же стоянка, необходимая если не для отдыха, то хотя бы для передышки измченному личному составу. Все-таки здесь атаку можно было ожидать только с одной стороны… Но об этом скажу после.
Единственное достоинство бухты — отсутствие телеграфа, отсутствие всяких официальных властей. Однако же… и тут не повезло! — Раз в месяц сюда заходит небольшой пароходик каботажного плавания, забирающий от местных рыбаков их улов и снабжающий их необходимыми продуктами. На беду, он оказался в Van-fong'e как раз в день нашего прибытия, а 14 апреля ушел в Сайгон (с заходом в попутные бухты).
Все же остались: пока дойдет, пока соберутся «попросить о выходе»…
Действительно, только 16 апреля телеграф оповестил мир о нашем пребывании в Van-fong'e. Немедленно adminisrtateur'y, имевшему резиденцию в Натранхе (по прямой линии — 20 миль к югу от Van-fong'a), даны были приказания предъявить нам требование о выходе в срок 24 часов. Уважаемый adminisrtateur, видимо, был того же образа мыслей, что и Жонкьер, а по части служебной этики придерживался тех же взглядов, что небезызвестный читателям «майор» в Angra Penquena. He перенося морских путешествий (по свойству своей натуры), он повез нам свой грозный ультиматум берегом и, ввиду несовершенства путей сообщения, только 19 апреля прибыл на «Суворов», совершенно измученный, ибо во исполнение долга ехал день и ночь.
