Георгий Чернявский - Эйзенхауэр
Нелегко пришлось Эйзенхауэру и на первой пресс-конференции после запуска советского спутника. Его спросили о связи между этим событием и испытаниями межконтинентальных ракет, о которых незадолго перед этим сообщали информационные агентства. Отвечая на этот и другие вопросы, президент старался преуменьшить «достижения русских», хотя и признал, что они получили большое преимущество психологического характера. Журналистов особенно интересовало, как СССР смог достичь таких выдающихся успехов. Безосновательно отвергая высокий уровень советской физики и реальные достижения ученых, Эйзенхауэр отвечал, что «с 1945 года, когда русские захватили всех немецких ученых в Пенемюнде»[18], они «сконцентрировали все свое внимание на баллистических ракетах»{750}, что лишь в некоторой степени соответствовало действительности.
Эйзенхауэр, в прошлом военный, вероятно, сознавал, что не уделял должного внимания развитию американской науки и конструкторской мысли, касающейся обороны страны, передоверив это дело командующим родами войск. Теперь он пытался продемонстрировать, что фундаментальная наука находится в центре его интересов. 15 октября 1957 года он встретился с группой ученых, прежде всего с теми, которых знал лично по недолгому пребыванию президентом Колумбийского университета, а также рекомендованными ими. Среди присутствовавших были видные ученые Исидор Раби, Эдвин Лэнд и др. Ученые высоко оценили советские достижения и критически отозвались о состоянии среднего и высшего технического образования в США. Русские обучают своих студентов основам естественных наук и теперь пожинают плоды — таково было единодушное мнение присутствовавших. Лэнд заявил даже, что американские ученые «чувствуют себя изолированными и одинокими». Президент согласился включить в состав своей администрации советника по науке и технологиям{751}.
На эту должность был назначен президент Массачусетсского технологического института Джеймс Киллиан, одновременно ставший председателем Консультативного комитета по науке при президенте. Это было весьма удачное назначение. Обширная документация комитета Киллиана показывает роль ученого в проведении реформ высшего технического образования в США и особенно в создании Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА){752}.
НАСА было образовано в соответствии со специальным законом, подписанным президентом 29 июля 1958 года, путем реорганизации Национального консультативного комитета по воздухоплаванию и начало функционировать 1 октября{753}. Подчинялось оно непосредственно вице-президенту. Задачи нового ведомства определялись так: расширение знаний о земле, атмосфере и космосе; совершенствование воздушных и космических кораблей; проведение перспективных исследований в области аэронавтики и космонавтики в мирных и научных целях; сохранение роли США в качестве лидера технологий в обеих областях; сотрудничество с учреждениями, связанными с обороной, и передача им необходимых данных, имеющих военное значение; сотрудничество с другими странами в мирном освоении космического пространства{754}.
Перед этим (в феврале 1958 года) Эйзенхауэр подписал закон о создании Агентства по осуществлению передовых исследовательских проектов — под этим названием скрывался центр исследования космоса в военных целях{755}.
В соответствии с законом о создании НАСА был образован Комитет связи между гражданскими и военными учреждениями в исследовании космоса. Однако основные работы неразрывно связанного гражданско-военного комплекса изучения космоса оказались сосредоточены именно в НАСА. Эйзенхауэр, вначале полагавший, что научно-технические усилия в этой области должны быть подчинены в первую очередь военным задачам, и поэтому некоторое время не дававший согласия на образование гражданского космического ведомства, вскоре осознал невозможность разорвать мирные и военные исследования, и с его согласия НАСА фактически сосредоточило исследования и технологические разработки в обеих областях. Вопреки законодательству, разделявшему гражданские и военные исследования космоса, уже в 1959 году по решению Эйзенхауэра в НАСА были включены армейские и военно-морские силы — Агентство баллистических ракет и Военно-морская исследовательская лаборатория.
На первых порах в НАСА работали около восьми тысяч сотрудников. Годовой бюджет составлял 100 миллионов долларов. К концу 1958 года были созданы три лаборатории и два опытных полигона. Немалую роль сыграло использование технологий, разработанных еще в нацистской Германии под руководством Вернера фон Брауна, который после переезда в США работал в армейском исследовательском центре, а теперь был переведен в НАСА{756}.
Разворачивавшаяся космическая гонка, создание новых баллистических ракет требовали огромных расходов. Между тем 1957 год был временем экономического спада. Доходы федеральных учреждений сократились. Последствия спада ощущались и в следующем году. А достижения вначале были незначительными. В декабре 1957 года попытка запустить спутник при помощи ракеты «Авангард» закончилась неудачей: ракета взорвалась через две секунды полета. Эйзенхауэра предупреждали, что, если в ближайшее время не произойдет успешный запуск спутника (сателлита, как его называли американцы), сильно возрастут требования значительно увеличить расходы на ракетостроение и в целом на военные нужды{757}.
В кругах ученых, а затем политиков возникали предложения начать подготовку к запуску на Луну возвращаемого космического аппарата. Эту идею продвигал известный левый республиканец Нельсон Рокфеллер, как раз в это время выдвинувший свою кандидатуру на пост мэра Нью-Йорка. В ходе избирательной кампании Рокфеллер многократно повторял это предложение{758}. Оно казалось странным, ведь даже небольшой спутник Земли американские конструкторы запустить еще не могли. Эйзенхауэр выражал сомнения в необходимости создания «лунной» программы, добавляя, что «на Луне у нас нет никаких противников»{759}.
Президент выразил удовлетворение, когда 31 января 1958 года на орбиту был, наконец, выведен первый американский спутник «Эксплорер-1», а в марте после успешного запуска спутника «Авангард» вновь поздравил с успехом всех причастных. Но недовольство космическими делами сохранялось, так как первый спутник весил всего около 14 килограммов, а второй — менее полутора.
