Фёдор Головкин - Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания
126
Граф Отто Штакельберг (1736–1800), русский посланник в Мадриде, Стокгольме и Варшаве. Вот как его характеризует граф Федор: «Граф Штакельберг скорее малого, чем большого роста, скорее плечист, чем толст, с головою, украшенною пышными волосами и гордо поднятою кверху. Будучи посланников в Варшаве, он приучил себя к этой величавой осанке, которая, с тех пор стала для него привычной и так противоречит гибкости и услужливости проявляемым им к людям, пользующимся властью. Однажды вечером, когда императрица играла в жмурки с детьми, она, считая Штакельберга, который тоже участвовал в игре, не особенно ловким, стала его ловить, что ей, однако, не удавалось. Видя, что он от нее все ускользает, она, наконец, улучила минуту, тихо подошла к нему и схватила его за Александровскую ленту: «На сей раз я вас держу», — произнесла она. — «О, очень мало, только за кончик ленты», — ответил он ей. Дерзость этого ответа заставила императрицу отпустить его. Ее Величество всегда так умела собою владеть, что она, не сказав ни слова, ушла. Но вечером, когда она удалилась в свои апартаменты, она нам рассказала об этой выходке с большим негодованием и поклялась, что в ее царствование он никогда не получит голубой ленты».
127
Вот еще одно из забавных недоразумений, рассказанных графом Федором в его «Анекдотах»: «В самый разгар войны император Александр I послал к прусскому королю одного из своих ординарцев. Это был грузинский князь, фамилию которого я позабыл. Его пригласили к придворному столу и король, заметив, что этот офицер чувствует себя еще более неловко, чем он обыкновенно сам себя чувствовал, стал его расспрашивать. При каждом вопросе короля грузин вскакивал во весь рост, чтобы ответить. Неоднократные приглашения не могли его заставить остаться на своем месте. Когда подали огромную рыбу, король его спросил: «Скажите, а у вас в России есть такие осетры?» Князь вскочил, отвесил глубокий поклон и сказал: «Да, Ваше Величество, я сам имел честь быть таковым в течение целого года»… Осталось навсегда неизвестным, что он хотел этим сказать, но вся королевская свита и все придворные чуть не упали под стол со смеха. Всякий этикет и уважение к личности были забыты и, не исключая самих лакеев, все смеялись до упаду». Разгадку этого анекдота дал нам Князь Петр Долгоруков в своих «Мемуарах» т. I, стр. 97. Упоминаемый графом Федором грузинский князь был Георгий Эристов, умерший на русской службе в чине полного генерала; он был женат на дочери последнего грузинского царя. Его ответ, вызвавший такой взрыв смеха, объясняется тем, что ему послышалось, будто король его спросил, есть ли в Грузии сержанты (sergent — сержант и esturgeon — осетр по-французски сходные по звуку слова).
128
Единственный из Дюмуленов, имя которого достигло на военной службе некоторой славы, был генералом у Фридриха II прусского. Он умер в 1756 г. и не мог быть знаменитым учителем генерала фон Сухтелена, родившегося только в 1751 г. Таким образом тот кому граф Федор дает прозвище «великого» был вероятно, одним из тех специалистов по фортификационному делу, которыми тогда изобиловали Нидерланды.
129
Граф Ростопчин пишет графу С. Р. Воронцову 20-го июля 1794 г.: «Он (т. е. Зубов) делает все через посредство графини Шуваловой и окружает себя лицами, которые ему многим обязаны. В том числе и Головкин». (Архив князя Воронцова, т. VIII, стр. 99).
130
Граф Аркадий Марков писал 26 июня 1795 г. графу Андрею Разумовскому: «Вы спрашиваете меня, мой друг, насчет этого Головкина, который был у вас. Я вам его опишу в двух словах: это дерзкий сумасброд, который хочет придать себе важность. Графа Зубова он забавлял, потому что он действительно обладает некоторым остроумием, но граф его никогда не уважал и не питал к нему доверия. Он в делах не имеет никаких сведений и ему нельзя верить, а разные нескромности, которые он позволил себе во время поездки, навлекли на него строгий выговор, и если это его не образумит, то, по крайней мере, внушить ему молчание в делах, которые его не касаются. (Васильчиков, Семейство Разумовских, т. V, стр. 227).
131
Ученый современник. Сэр Вилльям Гамильтон, оставил нам по этому поводу замечательную хронику в своих «Campi Phlegraei» или «Наблюдения вулканов Обеих Сицилий».
132
«Этот человек страдает от последствий излишеств в молодости, — говорит Горани в своих «Секретных Воспоминаниях», — он раньше жил в такой веселой компании, что теперь напоминает ходячий скелет. От него несет смрадным запахом, смешанным с мускусом, пропитывающим его платья, отчего встреча с ним становится столь же несносной, сколь небезопасной. Когда он появляется в театре, ложи по соседству с его ложей становятся пустыми. Неоднократно бывали случаи, что лица мужского или женского пола не могли вынести его присутствия и лишались чувств» (Gorani, Memoires secretes, т. I, стр. 276).
133
В бумагах графа Федора мы находим следующее место, характеризующее его отношения к неаполитанскому правительству: «Милость, которою я пользовался при Дворе до тех пор, пока мой характер сделался более известным, побудила королеву и министров говорить со мною о положении дел с доверием. Они чувствовали все значение тех представлений, которые я счел себя в праве им сделать. Я предложил им единственное средство, которое могло вывести их с почетом из затруднений, а именно: всеобщую амнистию и прощение именем короля, который должен был вступить, подобно доброму отцу, возвращающемуся с охоты и прощающему своих детей; но я этим ничего не достиг и понял вполне ясно, что они скорее пойдут на все, чтобы только не предоставить королю той роли, которая ему подобала».
134
См. Nicals Chatelain в Revue Suisse, т. 24 (1861 г.).
135
Екатерина II Гримму 11 марта 1796 г. (Записки Импер. Росс. Истор. Общ. Т. XXIII, стр. 672)
136
Архив кн. Воронцова, т. VIII, стр. 118.
137
Васильчиков. Семейство Разумовских, т. V, стр. 277.
138
Dupre de Sain-Vaur, Peterbourg, Moscou et les provinces, Paris, 1830 г., т. VIII, стр. 227.
139
Обе эти депеши нам сообщены г. Фондэ-де-Монтюссэн.
140
