Александр Лебедь - За державу обидно
Борис Николаевич с моими доводами согласился и распорядился собрать руководителей. А мы вернулись в кабинет Скокова. Юрий Владимирович сам позвонил Грачеву, сказал, что я нахожусь у него, встречался с президентом, и объяснил, какое принято решение. Не знаю, что Грачев ему ответил, но, видимо, что-то утвердительное.
Через час доложили, что люди собраны и ждут. Мы прошли в небольшой конференц-зал, где за длинным столом сидело человек сорок. Все - с повязками на лбах и рукавах. Видимо, это были отличительные знаки командиров. Я сел на стоящий у стены стул. Через несколько минут вошел президент. Поздоровался, поблагодарил всех за мужество и объявил, что на сторону восставшего народа переходит парашютно-десантный батальон под командованием генерала Лебедя. Представил меня, рассказал, что надо делать, и предложил немедленно приступить к работе. Я потребовал себе парочку авторитетных руководителей, чтобы они объяснялись с толпой по ходу следования колонны. Остальные пусть расходятся по своим участкам и руководят людьми на местах. Я же тем временем пойду к батальону и отдам распоряжения на построение его в колонну. Борис Николаевич согласился. Потом немного подумал и сказал Коржакову: "Как это так, в такой обстановке генерал ходил по площади один? Вы распорядитесь..." Александр Васильевич распорядился, и ко мне приставили двух телохранителей. Хлопцы по 180 -182 см ростом, круто накачанные, даже под пиджаками заметно. Один - русский, другой - то ли китаец, то ли кореец. Русский страховал меня со спины, а "китаец" - с фасада и страшно мне надоел, так как вился буквально в 15 - 20 сантиметрах от моего носа.
Еще минут сорок объясняли суть дела людям на баррикадах, а батальон тем временем сворачивал палатки и строился в колонну.
Весть о переходе батальона на сторону восставших была встречена с огромным энтузиазмом. Эйфория достигла наивысших пределов: вопли, размахивание флагами, гиканье и мат - все слилось в какую-то неповторимую какофонию. Вот в такой обстановке батальон с приданной ему разведротой начал движение. Замысел был прост, как две копейки: каждая из четырех рот прикрывает одну из сторон здания. Нам предстояло подняться с набережной, пересечь Калининский проспект, оставив справа бывший СЭВ, по широкой дуге пройти к правому дальнему углу Верховного Совета, подняться на эстакаду и рассредоточиться вокруг здания. Такой маршрут был обусловлен расстановкой баррикад. Я шел впереди головной машины, вокруг бушевала восторженная толпа. Этот чрезмерный энтузиазм только мешал делу. То все разом кидались разворачивать трубу большого диаметра, чтобы освободить проход в баррикаде, а в результате провернули ее на месте и кого-то придавили, то никак не могли разобраться с двенадцатиметровыми прутьями, то, сдернув одну мешающую доску, обвалили все остальные. Но, хотя и со скоростью один метр в минуту, батальон все-таки двигался.
Направляющая рота уже замкнула дугу и поднялась на эстакаду, проследовала вдоль фасада к дальней стороне здания и приступила к организации обороны. Со второй произошел серьезный инцидент. Виновником его стал народный депутат СССР и РСФСР полковник Цалко. Мы были шапочно знакомы по XXVIII съезду КПСС. Он узнал меня и кинулся приветствовать. "Китаец", в обязанности которого входило пресекать любые резкие движения, отреагировал мгновенно: схватил маленького Цалко за шиворот и штаны, отшвырнул его в сторону. Цалко подхватился, полез в гущу толпы и стал кричать: "Провокация! Провокация!" Мне и в голову не пришло, что крики относятся ко мне. И вообще, я сдуру не придал этому эпизоду большого значения. А, как выяснилось, зря! Не прошло и трех минут, как движение полностью застопорилось. На каждую машину буквально легло человек по 150 - 200. Я пробился к носовой части одной из БМД. Из люка торчало испуганно-удивленное лицо механика-водителя; он тоже ничего не понимал. Я попытался что-то объяснить, разобраться, реакция странная: все как-то виновато жмутся. Оттолкнешь - не сопротивляются, но и от машины не отходят. Я взбежал на эстакаду и взглянул на картину в целом. Батальон стоял, вытянувшись по широкой дуге. На каждой машине лежали люди. Поняв, что здесь мне ничего не добиться, пошел в здание Верховного Совета.
В кабинете Скокова собралось человек десять. Были здесь уже знакомые мне Коржаков, Портнов, Рыков. Кроме них - генерал-полковник Кобец, Бурбулис и еще какие-то люди. Я порекомендовал всем взглянуть в окно и объяснить мне, что происходит. Взглянули. С высоты четвертого этажа картина особенно впечатляла, но объяснить никто ничего не мог. Стали разбираться сначала. И тут я вспомнил эпизод с Цалко и крики "Провокация!" Несомненно, ключ к разгадке был где-то здесь. Вызвали Цалко. Тот подтвердил, что действительно кричал он.
Я спросил у Коржакова:
- Александр Васильевич, "китайца" вы ко мне приставили?
- Я.
Поворачиваюсь к Цалко:
- Кто вас отшвырнул?
- "Китаец".
Я подвел итог:
- Коржаковский "китаец" отшвырнул народного депутата Цалко. При чем здесь я и подчиненные мне люди?
Вопрос чисто риторический, ясно, что ни при чем. Но движение остановлено, люди лежат на машинах, все задумались, молчат.
Я предложил:
- Надо восстановить движение колонны. Кто пойдет со мной на площадь и объяснит, что произошло недоразумение?
Опять глубокая задумчивость. Обращаюсь к К. И. Кобецу:
- Товарищ генерал-полковник, вы здесь старший по званию, примите решение!
- Что ты такой горячий? Подожди! Дай подумать.
Еще немного подумав, Константин Иванович вдруг оживился:
- Да у нас же Литвинов есть. Он - народный депутат, десантник, подполковник. Ко мне Литвинова.
Вызвали Литвинова. Кобец приказал ему вместе со мной разобраться в недоразумении и тут же ушел.
Литвинова я хорошо знал. Когда я командовал Костромским полком, он был у меня командиром роты. Я назначил его на должность начальника разведки полка, представил к званию майора. Сейчас он полковник, каким образом он им так быстро стал - не мне судить. Видимо, в депутатском корпусе свои, неведомые мне законы. Я сказал, что одного Литвинова недостаточно. К тому же он малоизвестен как народный депутат, а нужно такого, которого бы знали все. Опять воцарилась глубокая задумчивость. Я предложил: "Раз Цалко заварил всю эту кашу, пусть он со мной и идет!" Все сразу согласились и вновь послали за Цалко. Он пришел, но без депутатского значка на лацкане. Я сказал, что без значка не тот эффект. Цалко отправился за значком, а тем временем появился Руцкой. Он с порога заявил, что технику под стены заводить не надо. Вопрос этот решен окончательно и уже согласован с президентом. "Поставьте часть машин на набережной, а часть - вон там!" - он сделал неопределенный жест в сторону окна.
