Пьер Брантом - Галантные дамы
Столь же непосредственно поступила еще одна милая особа, выслушав однажды предложение некоего дворянина, готового, по его словам, служить ей вечно. Разговор этот он вел в двух шагах от ее собственного мужа, каковой как раз беседовал с другой дамой; однако же, не стесняемый ничем, любезник выхватил своего ястребка, а если выражаться яснее — орудие страсти, та же, приняв его в руку и довольно крепко сжав, обратилась к супругу со словами: «Дражайший мой муженек, посмотрите-ка, какой прекрасный подарок предложил мне сей достопочтенный кавалер. Ответьте же, должна ли я его принять?» Бедный дворянин, пораженный оборотом дела, отшатнулся, его ястребок так резво выпорхнул из цепких пальцев, что острый бриллиант на ее перстне раскроил его вдоль, да так, что незадачливый повеса чуть было потом не потерял его совсем и претерпел страшные муки, грозившие его жизни; пока же он устремился к двери, закапав всю залу кровью. Однако муж не бросился за ним, дабы нанести ему еще большее оскорбление, ибо его несказанно развеселили и простота его благоверной, и прекрасный подарок, повлекший немедленное наказание.
А еще да будет мне разрешено представить вам рассказик из деревенского обихода, по-моему вовсе недурной: тамошняя девка, которую со всем почетом вели в церковь под барабан и флейту, вдруг завидела своего дружка детских игр и ни с того ни с сего крикнула ему: «Прощай, Пьер (так звали ее милого), тебе со мной больше этим не заниматься! Моя мать меня запродала». Ее наивность здесь не вызывает сомнений, как и искренность сожалений о прошлом.
Коль скоро мы снизошли до деревни, вот еще история. Красивая девка отправилась на рынок продать меру дров. Ее все спрашивали, почем они, она по привычке назначала больше истинной цены и слышала в ответ: «Получишь столько и еще палку в придачу», на что возражала: «Что уж впустую такие слова говорить: давно бы заплатили столько, так уж имели бы и то и другое».
Но тут простые натуры (а их можно встретить немало) никоим образом не похожи на придворных чаровниц, существ более двойственных и утонченных, вовсе не спрашивающих мужнина совета в подобных делах и тем более никому не показывающих то, что им предлагают в дар.
В Испании я слыхал историю об одной девице, рассмеявшейся, когда в первую брачную ночь ее муж, как ни старался, не мог взять крепость и лишь причинил себе самому урон и сдался, а красавица, отсмеявшись, молвила: «Senor, bien es razon que seays martyr, pues que io soy virgen, mas pues que io tomo la paciencia, bien la podeys tomar» (Сеньор, вы страдаете не напрасно, поскольку я невинна, но не бойтесь: я дотерплю, пока вы не одержите победу). Если обычно мужья подсмеиваются над своими сужеными в такую ночь, то эта страстотерпица поступила так же, и была права, как многие, успевшие загодя разузнать все об этом, расспросив подруг, или же сами догадались и заподозрили, сколь труден, долог и тяжек сей высший миг в преддверие наслаждений.
А другая испанка после брачной ночи, описывая достоинства супруга, перечислила их множество за одним исключением: «que no era buen contador aritmetico, porque no sabia rnultiplicar» (он слишком слаб в арифметике и не умеет умножать).
Некоторая весьма благовоспитанная девица из хорошей семьи, о которой я знал и слышал, в начале свадебной ночи, когда у всех ушки на макушке, на вопрос мужа после первого приступа, желает ли она продолжения, довольно громко ответила: «Как вам будет угодно, сударь». Можно понять, что после подобных слов любвеобильный супруг от удивления долго чесал у себя в затылке.
Девы, способные в первую же ночь так озадачить мужа, могут внушить ему сомнение в том, первым ли он пускается в плавание по этой реке и будет ли здесь последним; ведь нельзя сомневаться: кто в поте лица не роет рудничный ход на своей земле, тому носить рога; ибо, как гласит старинная французская пословица, «кто ее не удоволит, пусть сам себе обед готовит». Вместе с тем, если женщина вытягивает из мужа все, что он имеет, она способна его уморить, хотя еще предки наши говаривали: «Нечего тянуть из дружка, сколько сможешь, позволь ему оставить себе чуток; из благоверного же вытягивай все до мозга костей». О том же поется и в испанской песенке: «Que el primera pensamiento de la muger, luego que es casada, es de embiudarse» (Первая мысль замужней, как овдоветь быстрей). Об этом, смею надеяться, мечтают не все, но многие.
Существуют и такие девицы, что, не в силах долго поддерживать в сердце пламень страсти, легко отдают себя лишь принцам и властительным сеньорам, способным часто подбрасывать новые поленья — как подарками, так и изъявлениями нежности, ибо, как я убедился, в такой персоне все красиво и совершенно, даже при некотором фатовстве. Другие как раз таких и сторонятся, а подчас и страшатся, поскольку о них сложилась дурная молва как о болтунах, бахвалах, не способных держать в тайне имя избранницы и могущих ее опозорить; такие натуры предпочитают скромных и осмотрительных дворян, хотя число их и невелико, — а посему счастлива та, коей удается такого повстречать и добиться его любви. А за неимением титулованных скромников приходится (по крайней мере, некоторым) довольствоваться своими слугами, выбирая средь этих последних не только красавцев, но и людей с посредственной внешностью; зато означенных лакеев не требуется долго упрашивать, ибо им и так достается, при вставании хозяйки и при ее отходе ко сну, помогать ей одеваться, обуваться, облачаться в ночные рубахи; причем, как я знаю, многие придворные девицы не испытывают перед ними никакого стеснения или стыдливости; а посему невозможно, чтобы услужающие, видя столько прелестей, не испытывали бы искушения, меж тем как их хозяйки подчас нарочно его подогревают; и после того как они обслужили одни части хозяйского тела, нередко им выпадает случай попользоваться и другими.
Знавал я одну из придворных дам (она была чудо как хороша собой), которая превратила своего лакея в соперника большого вельможи, у коего находилась на содержании; тот тщеславно возомнил себя единственным обладателем сокровища, однако слуга делил его с ним не чинясь; притом ее нельзя было упрекнуть в выборе: сей простолюдин оказался на редкость красив и хорошо сложен, а потому в исполнении как обычных, так и постельных обязанностей был одинаково ловок и расторопен. Не говоря о том, что по пригожести лакей далеко превосходил принца, каковой так ни о чем и не догадался до того самого дня, когда покинул возлюбленную, чтобы жениться; тут, узнав все, он не озлился на слугу, напротив — с удовольствием глядел на него при встречах в комнатах и только приговаривал: «Надо же! Вот человек, бывший моим соперником! Впрочем, признаю, что, за исключением титула, он во всем остальном меня превзошел». Даже имена они носили одинаковые; а кроме того, прислужник девицын весьма преуспел в портновском ремесле и пользовался славой при дворе, а значит, не было ни девы, ни дамы, каковую он не раздевал бы, если она желала пристойно выглядеть. Мне неведомо, пользовал ли он их столь же ревностно, как и свою хозяйку, но знаю, что они им были премного довольны.
