Валентин Масальский - Скобелев: исторический портрет
И здесь Скобелев настойчиво доказывает зависимость внутреннего положения от внешней политики. Его особенно беспокоит — ив его словах чувствуется неподдельное страдание — международный престиж России, которому угрожают нынешняя политика и авторы теории первоочередности внутренних преобразований. Скобелев, как мы знаем, сам был их сторонником. Он высказывается лишь против проведения их «в ущерб» интересам России в международной сфере перед лицом грозных внешних врагов.
Но надежды на обновление внутренней жизни были разрушены Александром III, похоронившим конституционные проекты. До изменений в его внешней политике, как мы уже говорили, Скобелев не дожил. С этого времени он потерял веру в способность правительства вести национальную внутреннюю и внешнюю политику. Отсюда его критическое отношение к правящим верхам, которое он высказывал, не стесняясь в выражениях. Личность Александра III стала в его глазах символом реакции и тормоза развития России. По словам Валуева, Скобелев был настроен непримиримо против гатчинских порядков, то есть всей политики нового царя.
Где же выход? Его Скобелев видел в национальной политике, в таком ее крутом и решительном повороте, который оживил бы нацию, вызвал бы взрыв патриотизма и подъем народных сил. Этот поворот — война с Германией. Лозунг войны с Германией, избавления России от происков и влияния немцев, освобождения и защиты славян был бы, по его мнению, понятен армии и поднял бы ее на борьбу. Но как быть с народом, с массой крестьян, в основном неграмотных и не испытывавших никаких антигерманских чувств? Нижеследующее письмо дает ясный ответ на этот вопрос. «История учит нас, что самосознанием, проявлением народной инициативы, поклонением народному прошлому, народной славе, в особенности же усиленным уважением, воскрешением в массе народа веры отцов во всей ее чистоте и неприкосновенности можно воспламенить угасшее народное чувство, вновь создать силу в распадающемся государстве». Это чувство можно возбудить в народе, если он поймет, что речь идет о самостоятельности его национальной жизни и независимости, которой угрожает беспощадный враг. Но чтобы армия и народ поняли этот лозунг и поверили в него, он должен исходить от такой личности, которая в их глазах пользуется безграничным доверием и уважением, от сверхгероя, общего кумира. Такой личностью — и с полным основанием — Скобелев считал себя.
Можно сказать без натяжек, что за свою дореволюционную историю Россия никогда не знала личности, популярность которой доходила до таких фантастических размеров. Не было в России города без площади, улицы или хотя бы переулка Скобелева; не было крестьянской хижины, в которой не висел бы портрет белого генерала. Об армии нечего и говорить: солдаты молились на любимого вождя, готовы были за ним в огонь и в воду. Огромной была популярность Скобелева и среди балканских славян. Скобелев был, без сомнения, единственным в России человеком, способным осуществить тот план, который он задумал.
Все сказанное позволяет теперь представить этот план более или менее ясно: Россия переживает упадок, ей угрожают распад и гибель; старая власть прогнила, бессильна; других сил, способных обновить страну, нет; для спасения родины нужен лозунг, который был бы понятен народу и армии и вызвал бы взрыв патриотических чувств, вдохнул бы в народ новую силу; этот лозунг — война с Германией; армию возглавит в этой войне он, Скобелев, любимый армией и народом белый генерал. Он изучил германскую армию и знает, как с ней бороться, у него готов план войны; он победит Германию и… И тогда он, спаситель отечества, станет во главе России и устранит старый, отживший режим. Он полностью перестроит всю страну по своей давно разработанной детальной программе.
В том, что командующим в случае войны с Германией, фельдмаршалом, будет назначен он, Скобелев не сомневался. Да это, собственно говоря, было общим мнением. Недаром военный министр П.С.Ванновский говорил: «…Скобелева надо поставить самостоятельно. Главнокомандующий он был бы отличный…» Обдумывая свой план, Скобелев не мог не вспоминать почитавшегося им Наполеона, который также взлетел на волне военного успеха. Дело было за войной с Германией и тогда — за победой. Все остальное придет само собой. Это — то, чего не расшифровывал Немирович-Данченко в письме Богучарскому, та самая цель, которая «всецело поглощала его». Но как писатель и, следовательно, психолог, а также как человек, с которым Скобелев откровенно делился своими мыслями, он все же лучше других понял героя своих воспоминаний и, кстати, нескольких других книг. Прав он был и в том, что, совершая, казалось бы, бестактности, Скобелев действовал как политик. Его бестактности (политические речи), если сопоставить их с политическими условиями и его тайными планами, в действительности били в ту же цель: они должны были внушить и укрепить в обществе мысль о неизбежности войны с Германией и о том, что командующим в этой войне должен быть он, Скобелев. Поистине все для Скобелева слилось в призыве к войне с Германией: и тревога за судьбу России перед лицом открыто накоплявшего силы и почти не скрывавшего своих целей врага; и надежда на внутреннее обновление страны; и личные, бонапартистские планы. Вот оно, отмеченное выше необходимое благоприятное условие, при котором Скобелев мог бороться против режима один, без союзников из либералов и революционеров. Вот почему в последний год своей жизни Скобелев так упорно твердил о необходимости войны с Германией. Таков был, на мой взгляд, ход мыслей Скобелева, насколько это можно представить на основании имеющихся в нашем распоряжении документов, учета исторических условий и знания взглядов, характера и мышления этого человека.
И еще одно замечание. Чтобы понять до конца Скобелева и его планы, нужно привлечь малозначительное, на первый взгляд, но если вдуматься, важное указание — его беседу во время Ахал-Текинской экспедиции с А.В.Верещагиным, на которую в цитированном выше комментарии к парижской речи Скобелева ссылался Е.В.Тарле. По словам Верещагина, Скобелев спросил его, кто такие социалисты и чего они домогаются. Услышав в ответ, что социалисты хотят установить такой общественный строй, при котором он, Скобелев, будет не нужен, он заявил, что в таком случае он намерен против социалистов бороться. В духе своего толкования личности и целей Скобелева Е.В.Тарле замечал, что и социалисты, как и вообще все окружающее, интересовали этого генерала с той же единственной точки зрения личного успеха. Ничего другого в этом диалоге он не увидел.
На наш взгляд, дело обстояло не так просто. Трудно допустить, чтобы Скобелев не имел понятия о сущности и целях социалистического движения. Общее представление о социализме у Скобелева, как и у всех начитанных людей того времени, конечно, было. Его резко отрицательный отзыв о социалистах (если Верещагин точно передает его слова) важен совсем в другом, именно — в рассматриваемом аспекте.
