Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат
— Никита Сергеевич, его поместили в Мавзолей по решению ЦК, Президиума Верховного Совета и Совета Министров.
Козлов перебил:
— Всем это известно, зачем повторять?
Но Мухитдинов продолжал:
— Вряд ли народ хорошо воспримет, если мы так отнесемся к останкам покойного. У нас на Востоке, у мусульман, это большой грех — тревожить тело умершего.
Микоян оборвал:
— Не навязывай нам на съезде свои мусульманские обычаи.
Нуриддин Акрамович все же досказал свою мысль:
— Трудно будет объяснить, почему нужно хоронить на Новодевичьем кладбище. За Мавзолеем лежат его соратники — Дзержинский, Свердлов, Фрунзе, Калинин и многие другие, работавшие вместе с ним. Быть может, и ему найдется здесь место?
После некоторого молчания слово взял А. Н. Шелепин:
— Переносить останки Сталина на Новодевичье кладбище опасно, рискованно. Не исключено, что кто-то может их украсть. Вряд ли возможно предотвратить это. Получится скандал, и это в то время, когда так хорошо проходит съезд.
Хрущев подумал и говорит:
— Ну, давайте предложим съезду убрать его из Мавзолея. Ему не место рядом с Лениным. Быть может, действительно, похоронить его за Мавзолеем, в ряду известных деятелей?
Все согласились. Никита Сергеевич продолжил, обращаясь к Подгорному:
— Ты, Николай Викторович, сделаешь доклад, внесешь проект постановления. Анастас займется перезахоронением. Товарищ Суслов подготовит проект решения, а товарищ Козлов продумает, кто будет выступать. Желательно, чтобы руководители крупных республик и регионов высказались в поддержку этого решения.
На этом все разошлись.
30 октября перед утренним заседанием съезда произошел небольшой казус. Вместо первого секретаря ЦК Компартии Грузии В. П. Мжаванадзе пришлось срочно готовить к выступлению Председателя Совета Министров республики Г. Д. Джавахишвили. Оказалось, что Мжаванадзе после разговора с ним Козлова пришел утром на заседание съезда с завязанным горлом и шепотом сказал, что у него начался воспалительный процесс, что он охрип и говорить не может. Остановились на Джавахишвили, который, правда, сопротивлялся, но ему навязали это выступление, даже припугнув. Выступив в чисто грузинской манере, он заявил:
— Да, мы вынуждены согласиться с предложением о переносе праха Сталина в другое место.
От республик Средней Азии и Казахстана никто не выступал. Таким образом, в поддержку предложения первого секретаря Ленинградского обкома И. В. Спиридонова выступили первый секретарь Московского горкома партии П. Н. Демичев, Г. Д. Джавахишвили, от Ленинградской парторганизации член КПСС с 1902 г. Д. А. Лазуркина. В заключение выступил Н. В. Подгорный, который от имени ленинградской и московской делегаций, делегаций компартий Украины и Грузии внес на рассмотрение проект постановления ХХII съезда КПСС о нецелесообразности дальнейшего сохранения в Мавзолее саркофага с телом И. В. Сталина.
Делегаты утвердили проект без замечаний.
Перезахороняли ночью, тайно, по-воровски. Накануне москвичи каким-то образом узнали о затеянном. На Красной площади собирались группы людей. Бывший командир отдельного Кремлевского полка Ф. Конев рассказывал мне: для того, чтобы выяснить настроения людей, он переоделся в гражданскую одежду, смешался с толпами. Велись возбужденные разговоры. Содержание их можно было свести к следующему: «Почему этот вопрос решили, не посоветовавшись с народом?»
К 18 часам того же дня наряды милиции очистили Красную площадь и закрыли все входы на нее под тем предлогом, что будет проводиться репетиция техники войск Московского гарнизона к параду.
Ф. Конев подтвердил слова Н. Мухитдинова о первоначальном замысле перезахоронить Сталина на Новодевичьем кладбище.
— Меня вызвал в здание правительства заместитель начальника управления охраны Кремля полковник В. Чекалов и приказал подготовить одну роту. Он так и сказал: для перезахоронения Сталина на Новодевичьем кладбище. Спустя некоторое время он позвонил мне по телефону и сказал, что захоронение будет за Мавзолеем Ленина у Кремлевской стены.
Ф. Конев рассказал мне, что, когда стемнело, место, где решено было отрыть могилу, обнесли фанерой и осветили электрическим прожектором. Примерно к 21 часу солдаты выкопали могилу и к ней поднесли 10 железобетонных плит размером 100 х 75 сантиметров. Силами сотрудников комендатуры Мавзолея и научных работников тело Сталина изъяли из саркофага и переложили в дощатый гроб, обитый красной материей. На мундире золотые пуговицы заменили на латунные. Тело покрыли вуалью темного цвета, оставив открытым лицо и половину груди. Гроб установили в комнате рядом с траурным залом в Мавзолее.
В 22. 00 прибыла комиссия по перезахоронению, которую возглавлял Н. Шверник. Из родственников никого не было. Чувствовалось, что у всех крайне подавленное состояние, особенно у Н. Шверника.
Когда закрыли гроб крышкой, не оказалось гвоздей, чтобы прибить ее. Этот промах быстро устранил начальник хозотдела полковник Б. Тарасов. Затем пригласили восемь офицеров Кремлевского полка, которые подняли гроб на руки и вынесли из Мавзолея через боковой выход.
В это время на Красной площади проходили стройными рядами автомобили, тренируясь к параду.
К 22 часам 15 минутам гроб поднесли к могиле и установили на подставки. На дне могилы из восьми железобетонных плит был сделан своеобразный саркофаг. После минутного молчания гроб осторожно опустили в могилу. Предполагалось гроб сверху прикрыть еще двумя железобетонными плитами. Но полковник Б. Тарасов предложил плитами не закрывать, а просто засыпать землей.
По русскому обычаю, кое-кто из офицеров, в том числе и Ф. Конев, украдкой бросили по горсти земли, и солдаты закопали могилу, уложив на ней плиту с годами рождения и смерти Сталина, которая много лет пролежала в таком виде до установления бюста.
Подоплека предательства
И Никита Сергеевич, и его сын Сергей, и зять Алексей Аджубей, предвосхищая неизбежные вопросы будущих историков и политиков, сами спрашивали, были ли какие-то сугубо личные причины, амбиции, толкнувшие Хрущева на решительный шаг во время ХХ съезда — на второй доклад?
Обойти молчанием этот вопрос было нельзя. Уйти от него значило бы дать повод для многозначительных умозаключений. И все трое последовали классическому правилу: лучший способ защиты — это наступление.
По версии А. Аджубея, в дни дежурства у постели умиравшего Сталина домой Никита Сергеевич (он делил это дежурство с Булганиным) приезжал всего на несколько часов, осунувшийся, почерневший, мало говорил, вновь уезжал на Ближнюю дачу. В траурной толпе потерялись и пропадали чуть ли не сутки его сын и младшая дочь — потрясенные случившимся и рвавшиеся в Колонный зал, чтобы проститься с вождем. В один из дней Никита Сергеевич взял с собой Раду, и она, оставив грудного ребенка, до ночи пробыла у гроба, не имея сил уйти. В последние траурные минуты Хрущев плакал, как и многие другие, и не стеснялся своих слез.
