Уильям Ширер - Берлинский дневник (Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента)
Позднее, 2 часа ночи. Сейчас надо спать, а немецкие зенитки обстреливают британские бомбардировщики. Грохот начался вскоре после полуночи. Не слышу и не ощущаю разрыва бомб. Подозреваю, что англичане целятся в аэропорт.
Брюссель, 17 августа
Досадно, что мы возвращаемся в Берлин не сегодня. Ощущаю депрессию в этих оккупированных городах. К тому же немцы не разрешают мне вести передачи отсюда.
Пошел навестить мадам X., бельгийку русского происхождения, с которой знаком уже двенадцать лет. Она только что прошла через ужасные испытания, но по ее разговору никогда об этом не догадаешься. Она очаровательна, жизнерадостна и прекрасна, как всегда. Когда немцы подходили к Брюсселю, она с двумя маленькими детьми уехала из города на своей машине. Где-то под Дюнкерком оказалась между союзной и германской армиями. Нашла прибежище в сельском доме и несколько дней провела в кошмаре непрерывных обстрелов и бомбежек. К счастью, еды в доме было достаточно, так что они не голодали. Дети, по ее словам, вели себя прекрасно. Когда все закончилось, с легкостью говорит она, в сарае нашлось достаточно бензина, чтобы вернуться в Брюссель. Банки закрылись, денег у нее не было, но немцы, конфисковавшие машину, заплатили ей несколько тысяч франков наличными, и она смогла купить продукты.
Она говорит, что больше всего волновалась за своего мужа Пьера, но и с ним все оказалось лучше, чем можно было ожидать. Несмотря на то что он был ветераном мировой войны и депутатом парламента, Пьер в первый же день войны записался добровольцем и ушел воевать. Она ничего о нем не слышала до прошлой недели, когда пришла весть о том, что он в плену.
- Он жив, - тихо проговорила она. - Мне повезло... Мы оба запросто могли погибнуть. Но мы живы. И дети тоже. Я оказалась удачливой.
Она слышала, что Пьера отправили работать на картофельную ферму под Гамбургом.
- Но ведь Гитлер месяц назад объявил, что отпускает всех пленных бельгийцев, - сказал я.
- Надо быть терпеливым, - ответила она. - Он жив, он на ферме, он не голодает. Я могу подождать.
В моих беседах с бельгийцами и французами в течение последних нескольких дней меня ободряет то, что и те и другие связывают свои последние, отчаянные надежды с готовностью англичан держаться до конца. Потому что теперь они понимают: если победит Гитлер, им уготована судьба порабощенного народа. Несмотря на суровую тюремную кару, назначенную нацистами всем тем, кто слушает зарубежные радиостанции, приемники у всех настроены на Лондон, хотя вместе с новостями, которые они получают с Би-би-си, их надежды тают и улетучиваются. Все они взволнованно спрашивали меня: "Продержатся ли англичане? Есть ли у них шанс? Поможет ли Америка?" То обстоятельство, что все газеты на оккупированной территории вынуждены печатать германскую пропаганду, часто погружает их в депрессию, ведь Геббельс ежедневно пичкает их самой фантастической ложью.
На Ла-Манше немцы не дали нам поговорить с немецкими пилотами, а сегодня мы с Бойером, посиживая от нечего делать на террасе кафе, разговорились с молодым офицером германских ВВС.
Он рассказывает, что летает на "мессершмитте", который вчера и позавчера участвовал в массированной атаке на Лондон (это те самолеты, что мы видели летящими из Кале в сторону Лондона). Он не похож на хвастливого юнца, каких я встречал среди немецких пилотов.
Он спокойно заявляет: "Знаете, это дело двух недель - покончить с королевскими ВВС. Через две недели у англичан не останется самолетов. Поначалу, дней десять назад, они доставляли нам много хлопот. Но на этой неделе их сопротивление все слабее и слабее. Например, вчера я практически не видел в воздухе английских истребителей. Может, в целом штук десять, которые мы быстро сбили. Большинство из нас долетели до наших целей и вернулись без всяких помех. Англичанам конец, джентльмены. Я уже строю планы поехать в Южную Америку и заняться авиационным бизнесом. Это была приятная война".
Мы расспрашиваем его об английских самолетах.
"Спитфайры" так же хороши, как и наши "мессершмитты", - говорит он, "харрикейны" не очень, а "дефайенты" ужасны".
Он поднимается и объясняет, что должен навестить в госпитале товарища, который был ранен вчера и доставлен сюда на операцию. Мы с Диком Бойером поражены и подавлены. Дик только что приехал сюда и не очень хорошо знает немецкий.
"Я напишу статью о том, что он рассказывал, - говорит Дик и замечает: Кажется, обговорил искренне".
"Именно так. Но давай подождем. Ты же знаешь, какие у летчиков горизонты".
Позднее. Дик, Фред Экснер и я сидим в баре у отеля "Атлантис" и пьем "на посошок", вдруг на улице раздается неясный глухой звук.
"Бомба близко", - предполагает официант-бельгиец.
Выходим на улицу, но ничего не видно. Когда попозже Дик заходит ко мне, он сообщает, что бомба разнесла дом в соседнем квартале, все, кто в нем был, погибли.
По дороге на аэродром мы слышим стрельбу зениток.
На борту германского военно-транспортного самолета, Брюссель - Берлин, 18 августа
Интересны утренние брюссельские газеты. Вчера бельгийская газета вышла с таким заголовком над статьей, рассказывающей о бомбардировке, которую мы слышали прошлой ночью: "ПОДЛОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ АНГЛИЧАН ПРОТИВ БРЮССЕЛЯ!" Подобные заголовки бельгийцев заставляют сочинять немцы. Но меня в большей степени заинтересовало коммюнике верховного командования в "Brusseler Zeitung", выходящей на немецком языке. В коммюнике говорится, что в пятницу в ходе воздушных боев над Британией англичане потеряли 83 самолета, а немцы - 31. Зачем это нам рассказывал наш "искренний" молодой пилот "мессершмитта", будто практически не видел в пятницу английских самолетов?
В Брюссельском аэропорту я замечаю, что нас везут к самолету кружным путем таким образом, чтобы мы подъезжали к нему не со стороны ангаров. Но наш самолет еще не готов, и десяток немецких офицеров спорят возле него, кому достанутся два свободных места на Берлин. Я пользуюсь возможностью и отправляюсь прогуляться до ангаров. Два из них только что разбомбили, и за ними виднеются груды разбитых немецких самолетов. Значит, налеты англичан не настолько уж безрезультатны.
Надо записать слова с плаката, который я видел вчера расклеенным по всему Брюсселю: "В деревне Савантэм под Брюсселем совершен акт саботажа. Мною взяты пятьдесят заложников. Дополнительно, впредь до особого распоряжения, с 20.00 вводится комендантский час. До особого распоряжения закрываются также все кинотеатры и другие центры развлечений".
Подписано немецким комендантом. Неплохие новости. Они говорят о том, что бельгийцы сопротивляются. Сейчас полдень, мы прибываем в Берлин.
