Говард Маркс - Господин Ганджубас
Прослушивая кассеты, я искал запись разговора с Мойниханом, в котором опровергал свое участие в канадской сделке и других операциях в США. Такой записи не было. Я попробовал обнаружить ссылку на тот разговор в стенограмме. Агент DEA показал, что его секретарь по неосторожности стер двадцать минут записей, но что Мойнихан засвидетельствовал, будто на протяжении этих двадцати минут я рассказывал ему о своем участии в североамериканских поставках. Итак, DEA не остановилось перед уничтожением доказательств, которые его не устраивали, и лжесвидетельством. Меня это не удивило.
Оригинальных записей телефонных разговоров больше не существовало. Суду Майами преподнесли довольно жалкое объяснение: испанская полиция из экономии была вынуждена использовать кассеты еще раз. Очевидно, агентам DEA не пришло в голову потратить хотя бы малую толику из нескольких миллионов долларов, отпущенных на расследование моего дела, на оснащение обнищавшей испанской полиции современной звукозаписывающей аппаратурой, не говоря уже о нескольких чистых кассетах.
Крейг Ловато, однако, догадался сделать копии тщательно скомпонованной подборки из пятисот разговоров и фрагментов бесед, прежде чем у испанцев кончилась пленка. Из них он составил набор «составных дубликатов», что-то вроде аудиоколлажа, звуковой «нарезки». Ловато не сомневался, что опознал всех собеседников, однако на самом деле ошибся почти тридцать раз. Некоторые ошибки были вопиющими, например, когда голос Чи Чуен Ло, говорившего с отчетливым акцентом, приписывался лорду Мойнихану или говор кокни Мики Уильямса выдавался за речь Салима Малика.
Каждый день я тратил несколько часов на собственную расшифровку данных прослушки. В материалах обвинения попадались уморительные ошибки. В большинстве случаев было очевидно, что составлявший расшифровку (вероятно, Ловато) просто ослышался.
Вместо Tight (трудный) записал Thai (тайский), eight o'clock (восемь часов) превратилось в Bangkok (Бангкок), Cats (кошки) — в cash (наличные), of course (конечно)— в at the coast (на побережье) и так далее.
На судебном процессе в Майами Ловато объяснил, что несколько отрывков относятся к поставкам наркотиков из Пакистана в США. Он ничем не рисковал: разговоры велись туманные, в них почти не звучали настоящие имена, названия мест. Их можно было отнести к любой операции, происходившей где угодно. Ловато в своих показаниях истолковывал «там» как «в Калифорнии», а «Мозамбик» — как «Мексика», но ничто не мешало дать этим словам другую, вполне убедительную интерпретацию. Как-никак испанцы, затевая свое расследование в 1985 году, считали, что я ввожу контрабанду в их страну. Голландцы, которые в то же самое время прослушивали коммутатор Хоббса в Амстердаме, ни минуты не сомневались, что речь идет о ввозе наркотиков в Королевство Нидерландов. И те, и другие опирались на множество доказательств, подкрепленных собственными трактовками двусмысленных телефонных разговоров. Возможно, многие из вовлеченных в расследование стран имели основания полагать, что наркотики будут проданы на их территории.
Я обретал точку опоры и воодушевился. Возможно, моя новая легенда окажется не столь захватывающей, как сага про агента разведки, но есть шанс, что она сработает. При существующем раскладе было бы глупо притворяться, что я не занимался контрабандой наркотиков, но стоило сделать вид, что я и не думал ввозить наркотики в США, где за это дают астрономические сроки. Я не сумасшедший, чтобы решиться на такое. Полно мест, где за наркотики платят гораздо больше, попасться не так легко и законы не столь суровы. Помимо умозаключений Ловато набиралось сравнительно немного доказательств того, что я ввозил гашиш в США. С 1973 года в Штатах арестовали только одну мою поставку — две тонны, отправленные для правительства США на военно-морскую базу в Аламеде. Но с этим эпизодом БЕАуже село в лужу при любезном содействии Майкла Стивенсона. Какую же страну выбрать? Куда мог я отправить десять тонн пакистанского гашиша?
Выбор ограничивался государствами Западной Европы, Канадой или Австралией, потому что только тамошние наркодилеры могли потянуть такой груз. Я начал выстраивать три независимых сценария, по одному на страну, сверяясь с доказательствами обвинения. Это требовало немалых усилий, у каждого сценария имелся потенциал. Мне предстояло как-то объяснить происхождение миллионов долларов, арестованных в Соединенных Штатах, но в конце концов, отмывание денег происходило во всем мире, и денежные потоки проходили через самые невероятные места. Я мог изобрести множество причин, по которым покупатель гашиша (из любой страны) пожелал произвести расплату в США долларами, валютой всех международных черных рынков. Пока на меня не донесут, ничего страшного не случится, даже в случае экстрадиции.
Меня навестил Маркус и сообщил ужасные новости. На каникулы детей отправили в Великобританию повидаться с друзьями и родственниками. Пока они там гостили, Франческа посетила нашего семейного врача Бейзила Ли. Девочка разрыдалась у него на глазах и рассказала об ужасающих условиях, в которых жила. Найджел был безнадежным наркоманом и алкоголиком. Транжирил мои деньги, просматривал все ее письма, адресованные мне и Джуди. Развлекался тем, что избивал Машу и держал детей взаперти в комнатах по нескольку часов подряд. Как-то раз маленького Патрика нашли в канаве посреди ночи, пока Найджел надирался в соседнем баре. Жизнь Франчески превратилась в сплошные мучения. Она была в отчаянии. Ей исполнилось всего восемь лет.
Доктор Ли написал Джуди очень резкое письмо. Найджел и Маша должны были уехать. Маркус объяснил, что Наташа Лэйн с двумя детьми готова прилететь в Пальму и жить до возвращения Джуди, если я оплачу расходы. От шока я не находил слов. Подозревал ведь, что с Найджелом дело неладно, но такое... Наташа так Наташа. Лучшего мне не придумать. Я был бессилен помочь своим детям, и ночами их боль терзала меня в отместку.
И в следующий свой визит Маркус явился с плохой вестью. Джонни Мартин скончался от сердечного приступа в Брайтоне. Ближе к кончине он из-за пристрастия к наркотикам превратился в развалину. Это был уже не тот Джонни, которого я любил. И все равно я переживал потерю старого друга, с которым меня связывало много прекрасных воспоминаний. Я очень сочувствовал его жене Синтии и детям.
Наконец Маркус пришел с прекрасными новостями. Патрика Лэйна, которому светило пожизненное заключение или сто двадцать лет тюрьмы, приговорили всего к трем годам.
Всего три года! Может, мы зря переживали? Неужели судья Пэйн догадался, какой фарс разыграло DEA? Должно быть, он осознал, что не настолько мы плохи, и решил отпустить нас, прежде чем действительно скверные парни возьмут в свои руки бизнес с гашишем. Если Патрику дали три года, чего мог ожидать я? В два раза больше? Не так уж страшно. Выйду на свободу через несколько лет. Что касается Джуди, то ей не дадут больше трех минут. И уже не заставят давать показания против Патрика. Значит, ей больше нет смысла сражаться против экстрадиции. В США существует закон о безотлагательном судебном разбирательстве. Джуди оправдают через несколько недель. Даже если ее признают виновной, что маловероятно, судья Пэйн вряд ли захочет, чтобы она и дальше сидела в тюрьме.
