Джеймс Томсон - Город страшной ночи

Иной поступок странен или план,
            Но вот что удивительней стократ —
Как вводит человек себя в обман
            В глазах всех населяющих сей град,
Роняя слезы горькие бессчетно
О том, что время мчит, жизнь мимолетна
            И не найти вещам надежный стан.

Часов и дней тяжелый груз на нем,
            Гнет месяцев едва выносит он
И в сердце часто молится своем,
            Чтобы до срока впасть в глубокий сон,
Однажды поскорее пробудиться,
Коротким счастьем жадно насладиться —
            И вновь отдаться в призрачный полон.

И Время там, в его чудесных снах,
            Вдруг крылья обретает без труда, —
То Время, что змеею, всем на страх,
            Ползет неотвратимо, как беда,
Всю землю в кольцах медленных сжимает,
Яд с каждой судорогой источает,
            И, вероятно, будет так всегда.

Раз невозможно сразу извести
            То время, что даровано ему,
Его он просто хочет растрясти
            В трудах бесплодных, в похотях, в дыму;
Права свои он заявил, конечно,
На Будущее, раз уж безупречны
            Заслуги его, судя по всему.

О, длительность томительных часов!
            О, ночи, бесконечных мук полны!
О, Время, дольше всех людских сроков!
            О, Жизнь, чьи дрязги жалкие равны
Для наших всех необозримых ратей,
Для каждого живого без изъятий! —
            Не вашим ходом мы огорчены.

Нет, мы не просим эту жизнь продлить,
            Наполненную скукой и нудой,
Мы вовсе не желаем вечно жить,
            Пускай нескор конец сей пытке злой.
Нарочное докучливое бденье!
Пусть не замедлит смерть, придет забвенье
И низойдет божественный покой!

Густые тени наполняли храм,
            Прошитые косым лучом луны,
Орган молчал, и тихо было там,
            Ни пенье, ни молитвы не слышны,
Священник там хвалу не возвещал,
И сам алтарь весь в темноте лежал.

Вокруг колонн толпились и у стен
            Неясные фигуры — и поврозь
Кой-кто стоял, от дум своих согбен.
            Возможно, их немного собралось —
Но всяк, кто видел улицы, поймет,
Что каждый житель здесь наперечет.

Пусть безучастны были все на вид,
            Чего-то ожидая в этот час,
Но чуял я: здесь каждый зорко бдит.
            Затем в тиши раздался гулкий глас,
Шел с темной кафедры он — и наш взгляд
Вдруг видит очи, что огнем горят:

Два глаза, что подобием углей
            Пылают под огромным грубым лбом,
И голову, что всех голов крупней.
            Как урагану ели бьют челом,
Так весь собор теней в единый миг
Под звучным этим гласом дружно сник:

«О Братья по печали, как темно!
О, без ковчега мы плывем давно,
            Блуждаем в нечестивой тьме ночной!
Уж сердце столько лет о вас кровит
И капельками слез та кровь бежит.
            О, мы во тьме и скрылся свет земной!

Терзаюсь сердцем я от ваших бед,
Скорбями полнюсь — да, меня вослед
            Вам, гибельным, стези мои ведут.
Я обошел просторы и пути
Вселенной всей, отчаявшись найти
            Смягчение для ярых ваших смут.

Так выслушайте слово уст моих,
Несу посланье мертвых и живых,
            Великой радости благую весть —
Нет Бога, и не Враг нас произвел,
Чтоб мучить. Если чахнуть — наш удел,
            Ничью мы тем не насыщаем месть.

Как в сумрачном каком-то странном сне,
Решили мы, что Разум есть вовне,
            Что жизнь в нас эту клятую зажег,
И мы должны в ответ его проклясть, —
Но не дано Ему в могилу пасть,
            Не сладят с ним ни нож, ни порошок.

Жизнь эту нам приходится терпеть,
Покой кто ищет — должен умереть,
            Мы засыпаем, чтоб уснуть навек.
Мы — только бренная земная плоть,
Скудели тленной малая щепоть,
            Вода, трава — и новый человек.

Вот так мы кончим — и когда-нибудь
Наш род исчезнет и уступит путь
            Другим, что также не избегнут тли.
До нас бессчетные прошли года
И столько же еще пройдет, когда
            Вернемся в чрево черное земли.

Исправно чтим законы бытия,
Где не содержится для нас статья
            О мере доброты или злобы:
Коль падальщика мерзок вид дрянной,
Коль тигра дивен облик огневой —
            То благосклонность — или гнев Судьбы?

Все вещи на земле обречены
Быть вечно в состоянии войны,
            В бессчетных сочетаниях дышать:
Лишь стоит в этот мир прийти кому, —
Все силы устремляются к нему,
            И уж ничто не может помешать.

Во всей Вселенной не найти следа
Добра иль худа, блага иль вреда —
            Я нахожу лишь Надобность одну,
Окутанную Тайной — бездной тьмы,
Что взглядом пронизать не в силах мы —
            Рой пляшущих теней, подобных сну.

О Братия! Так малы наши дни,
Что облегчение несут они:
            Ужель коротких лет не стерпим гнет?
Но если жить уж не осталось сил,
Жизнь можешь оборвать, коль так решил,
            Без страха, что за гробом что-то ждет».

Могучий голос, на прощанье взмыв,
            Под сводами разнесся — и упал,
Как реквием, волнующий призыв
И ласково, и скорбно прозвучал, —
            И молча весь собор теней застыл
            При звуке этих слов: «Коль так решил».

Скопление людей всегда заряд
            С собой несет их чаяний и дум,
Вкруг вечно крик, и плач, и смех стоят,
            Молитва каждая и всякий глум,
Немые страсти, тайные страданья —
Все в воздухе от нашего дыханья,
            Волнует воздух жизни нашей шум.

Вот так не волен ни единый вдох
            В себя вобрать, как если б был один,
Жизнь дорога ль тебе, иль весь иссох
            От жажды смерти, — радостей, кручин,
Дел мудрых и дурных, благих и лишних
Твоих не отличить от действий ближних,
            И так же держишь нити их судьбин.

Здесь воздух самый вязок и тяжел,
            Хоть жителями Город не богат,
Но сколько разных ядоносных зол
            Собой тлетворный воздух тяготят:
Отрава равнодушного бездумья,
Отрава несказанного безумья,
Отчаянья неизлечимый яд.