Евгений Глушаков - Великие судьбы русской поэзии: XIX век
Поэта все больше и больше тяготила петербургская светская жизнь, требующая больших денег и пустопорожней траты столь драгоценного для творчества времени. А тут ещё, как бы в насмешку, в конце 1833 года Пушкина пожаловали в камер-юнкеры. Этот пажеский чин обыкновенно давался шестнадцати-семнадцатилетним юнцам-аристократам. Присвоение же его 34-летнему мужчине было оскорбительно и тягостно своим постоянным публичным позором, ибо отныне Александр Сергеевич был обязан присутствовать на всех придворных балах, да ещё в ненавистном камер-юнкерском мундире. У поэта окончательно созревает желание оставить службу и перебраться с семьёю в деревню.
Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём
Предполагаем жить… И глядь – как раз – умрём.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег.
25 июля 1834-го Пушкин подаёт главному шефу жандармов Бенкендорфу прошение об отставке, присовокупив к нему просьбу о разрешении по-прежнему пользоваться государственными архивами. Николай I прошение принял, а в просьбе отказал. Видя царский гнев и укоряемый Жуковским в неблагодарности по отношению к государю, а также нуждаясь в доступе к историческим материалам, Александр Сергеевич забирает прошение назад.
И никаких перемен. Поэт по-прежнему служит при дворе, по-прежнему посещает балы и не имеет возможности для интенсивной сосредоточенной литературной работы. И заботы, заботы, заботы! Надо заниматься и расстроенными материальными делами родителей, и помогать младшему брату Льву Сергеевичу. И Наталья Николаевна плодоносит почти беспрерывно. Всего детей в семье поэта родилось четверо: два мальчишки – Саша, Гриша, и две девчонки – Наташа, Маша. Перебрались из Полотняного завода на иждивение к Александру Сергеевичу и две свояченицы, сестры Натальи Николаевны, – Екатерина и Александрина. Даже хлопоты о продаже государству собственности Гончаровых – медного истукана, изображавшего Екатерину Великую, легли на его плечи. Ладно хоть оплачивать бальные наряды жены поэта взялась её родная тётка графиня Загряжская.
В 1834 году поэт, раздосадованный несостоявшейся отставкой, опять посетил Болдино. В середине сентября приехал, через месяц уехал. Увы, на этот раз расписаться как следует не удалось. Не то настроение. Единственное – «Сказку о золотом петушке» сочинил в эти дни Александр Сергеевич, и опять-таки не без нравоучительной морали для своего царственного цензора, весьма нескромно поглядывавшего на блиставшую красотой супругу поэта. По сюжету этой самой недетской из пушкинских сказок за честь обманутого мудреца, с которым естественнее всего отождествить самого автора, вступается петушок и смертельно клюёт сластолюбивого царя в темечко. Несколько позже в личном разговоре с Николаем I поэт напрямую выскажет свои ревнивые опасения, вызванные откровенной симпатией императора к Наталье Николаевне.
Пользуясь эзоповым языком иносказания, расправляется Александр Сергеевич и с прочими своими недругами, рангом пониже. Для этого и формою пользуется более компактной – эпиграммой. Впрочем, мог иногда, «по щедрости», и целое стихотворение неприятелю посвятить. Так, сатирою «На выздоровление Лукулла», выданною за подражание древним, Пушкин «пожаловал» министра просвещения Уварова, о котором для пущей ясности записал у себя в дневнике, что тот ворует казённые дрова, употребляет казённых слесарей по собственным нуждам и не считает зазорным быть на посылках у детей своего начальника Канкрина.
В 1834 году в свете начинает появляться Жорж Дантес, французский эмигрант, сбежавший от революции. Как бы предчувствуя, сколь значительную роль придётся сыграть в его жизни этому человеку, Александр Сергеевич тогда же упоминает о нём в скупой дневниковой записи: «Барон Дантес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет…» Дантес был зачислен в кавалергардский, самый престижный, полк.
Вскоре начинаются его наглые, назойливые ухаживания за женой Пушкина. Честолюбивого француза прежде всего, разумеется, привлекал тот феерический успех, которым пользовалась Наталья Николаевна в свете, всеобщее преклонение перед грацией и обаянием её редчайшей красоты. А поскольку Дантес был молод и хорош собой да ещё обладал развязностью, которая в глазах петербургских дам выгодно отличала его от российских кавалеров, нельзя сказать, что супруга поэта осталась равнодушна к нарочито-театральным ухаживаниям француза. Во всяком случае, она не сумела их отвергнуть или хотя бы удержать ловеласа на требуемой приличьями дистанции.
Ну, а Александр Сергеевич, когда-то увлекавшийся замужними женщинами и даже бравировавший своими успехами у них, теперь и сам хлебнул из этой чаши, оказавшись в малопривлекательной роли ревнивого мужа. Светское общество, падкое на сплетни, было, разумеется, развлечено завязкой этой разыгрывающейся у всех на глазах драмы. А некоторые из аристократов, кому довелось изведать на себе «тигриные когти» пушкинской сатиры, теперь и вовсе ликовали, предчувствуя близкое отмщение и не скрывая своего злорадства. Пушкин же скрежетал зубами, изнемогая от бессильной ярости на обидчика и ретивых насмешников, делал жене домашние выговоры, на которые она почти не реагировала, и терпел, терпел, доколе это было возможно.
1836 год оказался для Пушкина особенно тяжёлым. Весною умерла его мать – Надежда Осиповна, урожденная Ганнибал. Ужасная стеснённость в средствах. Постоянно растущие долги. Закладываемое и перезакладываемое столовое серебро.
Надежды поправить материальное положение Александр Сергеевич связывает со своим журналом «Современник», который в этом году ему наконец-то разрешили издавать. В сотрудники приглашает Жуковского, Вяземского, Дениса Давыдова, Одоевского, Гоголя… Авторы блистательнейшие. На страницах журнала появляется немало и пушкинских сочинений. В четвёртом номере выходит его роман «Капитанская дочка», прочитав который Гоголь заявил, что с этих пор все прочие романы кажутся ему приторной размазнёй. И всё-таки коммерческого успеха журнал не получил. Половина его тиражей так и осталась лежать на складе не раскупленною. Увы, неискушённая публика во все века нуждалась и, очевидно, будет нуждаться именно в размазне, да ещё непременно поприторней.
Между тем Дантес, поощряемый циничным светом, действовал всё нахальнее и нахальнее. Причём в роли сводника пособничал ему нидерландский посол в России барон Геккерен, в июле 1836 года усыновивший Дантеса. Именно Геккерен, встречая Наталью Николаевну в свете, нашептывал ей, что его сын безумно в неё влюблён, предлагал оставить мужа и уехать с Дантесом в Европу. Дома простодушная женщина пересказывала всё это Александру Сергеевичу, невольно растравляя и бередя его ревнивые чувства.
