Дава Собел - Более совершенные небеса
Движения Юпитера и Сатурна в таких обстоятельствах вызывали тревогу среди астрологов. Две планеты двигались к своему «Великому соединению» — тесному небесному союзу, который они «заключали» каждые два десятилетия, причем всегда с судьбоносными последствиями. Популярный альманах Иоганна Штёфлера и Якоба Пфланума предсказывал, что из-за Великого соединения в 1524 году ожидаются «изменения и трансформации по всему миру, во всех регионах, королевствах, провинциях, государствах, сословиях, среди зверей и морских животных и всего, рожденного землей, — изменения, неведомые столетиями до наших времен ни для историков, ни для наших предков. Так поднимите же ваши головы, христиане».
19 октября 1520 года отряд рыцарей окружил дворец Фабиана в Гейльсберге и приступил к осаде, которая длилась несколько недель. В таких обстоятельствах капитул отозвал Яна Крапица с поста на ноябрьских выборах (хотя он прослужил всего год) и проголосовал за его замену Коперником. 11 ноября, в тот день, когда начался его второй администраторский срок, неугомонные рыцари стояли в одном дне пути от Ольштына, ворота которого защищала лишь сотня королевских солдат.
Коперник проводил беспокойные часы, каталогизируя архивы капитула, которые в течение нескольких лет были перевезены в Ольштын для более надежного хранения в сокровищнице замка. Эти документы сохранили всю боевую историю епархии, от буллы папы Иннокентия IV в 1243 году, определившей границы Пруссии, и пергамента 1264 года, в котором Ансельм, первый епископ Вармийский, сообщал о планах возведении величественного собора во Фрауэнбурге. Сотни документов (буллы, соглашения, дарственные грамоты, купчие, завещания, рекомендации, петиции) хранились в нескольких ящиках. Разбирая и сортируя юридические материалы с красивыми официальными печатями, Коперник также находил время, чтобы писать новые воззвания к королю Сигизмунду, умоляя его укрепить силы, защищающие хранилище Ольштына:
«Всемилостивый князь и господин, Сигизмунд, милостью Божией король Польши, великий князь Литовский, властелин и наследный владыка Руси и Пруссии и наш всемилостивый господин», — обращался Коперник к его величеству 16 ноября. Он описал ужасные подробности произошедшего за день до этого вторжения в город Гутштадт, сдавшийся рыцарям, и выразил готовность умереть (что казалось весьма вероятным) при защите Ольштына.
«Ибо мы желаем делать то, что подобает благородным и честным людям, которые совершенно преданы Вашему Величеству, даже если нам суждено погибнуть. Всю нашу собственность и себя самих мы вверяем заботам Вашего Величества». Между тем он продолжал методично перечислять эту собственность: «Документы, касающиеся передачи главы святого Георгия из Гейльсберга во Фрауэнбургский собор», «документ короля Франции, касающийся подаренной частицы Креста Господня».
На этой картине кисти Станислава Самостжельника (1520) король Сигизмунд преклоняет колени рядом с епископом Краковским, чтобы получить благословение святого Станислава — покровителя Польши
Пехота Сигизмунда прибыла на помощь в конце ноября. Однако каноников Вармии присутствие солдат ничуть не успокоило, и они в ужасе бежали из замка. Только Коперник и каноник Генрик Шнелленберг проявили твердость и остались в Ольштыне. Там в декабре они встретили королевскую кавалерию, но даже и тогда два каноника не ослабили своей бдительности. Самое сильное испытание им пришлось пережить в январе 1521 года, когда Альбрехт и разросшаяся армия его ордена потребовали сдать замок. Затем, неожиданно изменив планы, Альбрехт просто разграбил близлежащие деревни и отошел в сторону Кёнигсберга, согласившись на временное перемирие. Тем не менее Коперник не переставал укреплять оборону замка. Он заказал из Эльбинга несколько телег с длинными ружьями — аркебузами — и свинцом для пуль, а также едой и солью. Подготовившись к эскалации конфликта, он вскоре получил донесение о подписанном 5 апреля в Торуни четырехлетием перемирии.
Мир ненадолго вернул Коперника к более рутинным управленческим делам. В мае 1521 года он курировал переуступку земельных наделов, освободившихся «после смерти Михеля одноглазого», «казни через отсечение головы Петера в Хоэнштайне за составление заговора» и еще по ряду причин. Как крестьяне, так и земля понесли потери из-за войны.
В июне капитул вызвал Коперника обратно во Фрауэнбург, чтобы восстановить порядок на севере, пока его способный друг Тидеман Гизе присматривал за Ольштыном. Новый — третий — срок Гизе на посту управляющего оказался самым тяжелым в его карьере. Несмотря на перемирие, рыцари продолжали опустошать Вармию, но это же перемирие не позволяло капитулу им ответить. Гизе писал петиции об устранении несправедливости, произносил эмоциональные речи о мирных отношениях на важных встречах между прусскими сословиями и Тевтонским орденом. Казалось, ничто не способно прогнать рыцарей из города и окрестностей Браунсберга, который они занимали с начала последней войны. И все же Гизе на переговорах был настойчив. Король и епископ обещали поддержать его на встрече в Грауденце, запланированной на март 1522 года. Сигизмунд должен был отправить своих эмиссаров, а Фабиан — посетить встречу лично. Но в итоге епископ тяжело заболел и не мог встать с постели, поэтому отправил вместо себя своего врача доктора Николая.
Коперник присоединился к Гизе в Грауденце, чуть запоздав из-за разлива реки Буды, которая затопила мосты и едва не помешала ему добраться до Фрауэнбурга. 18 марта он стоял рядом с Гизе перед собравшимися представителями и подтверждал факты совершенных рыцарями преступлений, которые тот перечислял. Через три дня он представил свой трактат о деньгах, написанный до войны, в котором сурово порицал неудачную практику чеканки, обрушившую валюту.
«Самая грубая ошибка, — утверждал он, — которая совершенно невыносима», заключается в том, что правительство чеканит новые монеты меньшей подлинной ценности, претендующие, однако, на равную со старыми стоимость, и допускает их одновременное обращение. «Более поздние монеты, всегда уступающие в ценности старым… постоянно снижают рыночную стоимость предыдущих монет и вытесняют их»[8].
Коперник сравнивал выпуск худших денег с тем, как скупой крестьянин сеет плохие семена. Правительство, как земледелец, пожнет ровно то, что посеяло, говорил он, поскольку его действия так же вредят деньгам, как болезнь вредит зерну.
«И вот такие тяжелые пороки поразили прусские деньги, а с ними и всю страну, — продолжает он. — Их упадок на пользу только ювелирам, которые наживаются на разнице в ценности денег».
