Питер Пэдфилд - Секретная миссия Рудольфа Гесса
Это почти полностью совпадает с содержанием письма Гесса Ильзе из Ландсберга, датированного 29 июня. В нем описывается эпизод, когда Гитлер, читая Гессу воспоминания о своих фронтовых переживаниях, разразился слезами. Позже он признался, что сам был до смерти испуган. После углубленного описания боев и ранений, Гитлер перешел к вероломству в тылу в 1918 году со стороны марксистов и парламентариев: "О, я буду беспощадно и жестоко мстить, как только мне предоставится возможность! Я буду мстить именем мертвых, которых тогда видел перед собой!"
Потом, когда Гесс уходил и две руки сомкнулись в долгом, крепком пожатии, Рудольф понял, что так предан Гитлеру он еще никогда не был в тот момент он по-настоящему любил фюрера.
Для оценки характера и доли ответственности Гесса за то, что вышло, важно узнать, какой вклад внес он в создание "Майн Кампф". Ибо в этом труде, изложенном напыщенным и порой непостижимым языком, скрывается план превращения Германии во владычицу Европы, а потом и всего мира. Естественно, там не найти детальной проработки и ссылок на точные даты, но в целом книга представляет собой набросок грандиозного стратегического плана. Во главу угла была поставлена раса; для решения расового вопроса требовалось, с одной стороны, отделять от тела народа умственно, генетически и физически неподходящих, с другой стороны, сохранять и множить наиболее ценные (германские) черты. Наряду со стародавней традицией вводились концепции евгеники, или "расовой гигиены"; в "Майн Кампф" они были доведены до крайности — для создания тысячелетнего рейха требовалось, ни много ни мало, проводить селекцию "господской расы" арийцев. "Народное государство должно взять на себя осуществление наиболее исполинской задачи по выращиванию нового поколения. В один прекрасный день оно станет свершением, более грандиозным, чем большинство победоносных войн нашей буржуазной эры".
Из этого следует, что создание расы господ представлялось более существенным, чем предстоящие сражения за завоевание жизненного пространства на востоке, хотя и то, и другое было важным и дополняло друг друга. Неудивительно, что столь дерзкий план позволил Гессу увидеть в Гитлере человека, отвечающего его самым сокровенным чаяниям, свой идеал и мечту. К фюреру он испытывал благоговение, смешанное со страхом. Вряд ли кто-нибудь в окружении фюрера мог предвидеть бездну ужаса, к которой должна была вести такая политика, но Гесс, несомненно, понимал, что это означало массовую стерилизацию, ибо это было едва ли не написано черным по белому в книге: желания и собственное «я» индивидуумов должны подчиняться интересам народного государства, которое "поставит на службу этому восприятию [расовой гигиены] самые передовые медицинские средства". Следует сказать, что отрывок о желании подвергнуть обработке ядовитым газом портящих народ продажных жидов вовсе не означает, что Гитлер и Гесс планировали такой способ уничтожения евреев; никто тогда не ожидал, что это окажется одним из наиболее эффективных методов массовой ликвидации; чтобы принять его на вооружение, потребовалось провести множество экспериментов. Этот отрывок является, вероятно, случайным совпадением, скорее спонтанной реакцией Гитлера на ужасы войны.
Гитлеру, Гессу и другим их современникам много времени пришлось провести в окопах, но никто толком не расследовал, какое влияние этот тяжелый опыт мог оказать на их психику. Можно привести один пример: из истории известно, что общества, основанные на терроре, порабощали своих членов и делали их способными на жестокости с церемониями инициации, которые требовали от них совершения ужасающих, кровавых актов, противоречащих человеческой природе и совести. Окопная война для всех ее участников стала своего рода церемонией инициации грандиозного размаха; такие чувствительные натуры, как Гитлер и Гесс, не могли пройти через нее нетронутыми и остаться безразличными.
Кроме того, что в Ландсберге Гессу приходилось главу за главой перепечатывать "Майн Кампф", он еще исполнял обязанности личного секретаря Гитлера. Ильзе Прель выступала в качестве помощника и курьера за пределами крепости. Обеспокоенный тем, что в отсутствие Гитлера движение раскалывается на фракции, Гесс взял на себя труд доводить мысли вождя до его сторонников на свободе. Так, в июле, отвечая на письмо своего юридического и экономического консультанта Генриха Гейма, он писал, что добиться от Гитлера ответа на поставленные вопросы не смог:
"Теперь он [Гитлер] в самом деле публично отошел от руководства. Причина состоит в том, что он не желает брать на себя ответственность за то, что творится снаружи без его ведома и в некоторых случаях против его воли. Еще менее хочется ему затевать извечную ссору, во всяком случае, находясь в заточении. Он не видит смысла в том, чтобы бороться со всеми этими мелкими неприятностями.
С другой стороны, он уверен, что вскоре после выхода на свободу он сумеет все снова направить в нужное русло. Тогда он в первую очередь постарается покончить со всем тем, что составляет конфессиональную [церковную] оппозицию, и сосредоточит силы для борьбы с коммунизмом, который является более опасным, поскольку он постоянно готовится нанести удар исподтишка.
Я считаю, что подходящий момент настанет только тогда, когда все поднимутся за Гитлером на отчаянную борьбу с большевистской чумой…"
Гесс надеялся, что Гитлера вскоре отпустят, чтобы тот мог возглавить борьбу. Если осенью выйдет книга Гитлера, продолжал он, то публика получит о нем представление не только как о политике, но и как о человеке.
Завершая очередную главу книги, продолжает Гесс далее, Гитлер регулярно зачитывает ее вслух и комментирует, после этого они обсуждают тот или иной момент.
В другом письме, датированном тем же июлем, он описывал собственные ощущения, которые оказывали на него эти чтения Гитлера: кровь гулко стучала в ушах, а в конце непроизвольно вырывался глубокий вздох облегчения, словно спадало огромное напряжение. Такой же эффект производили и лучшие речи Гитлера; дело было не столько в словах, сколько в его личности в целом и манере их подачи. В памяти Гесса, по его словам, никогда не сотрется облик Гитлера, сидящего в плетенном кресле в его [Гесса] комнате: "Никогда я не забуду, как он сияет и проявляет радость, словно маленький мальчик, когда находит подтверждение гениальности своего труда на лицах других и если ему говорят пару слов признательности".
Со своей стороны, Гитлер считал, что время, проведенное в Ландсберге, имело неоценимое значение для развития его личности. Позже он говорил о нем как об "обучении в колледже за счет государства".
