Антонио Хименес - В походе с Фиделем. 1959
— Я… видите ли… я хотел стать полицейским, поэтому захватил участок…
— Во-первых, это очень плохо, что революционер решает стать полицейским просто так, по собственному капризу. Полицейский должен быть назначен властью. Мне очень не нравится, когда молодой революционер с первых же минут победы революции стремится стать полицейским начальником. Это напоминает мне прежних полицейских, которые использовали свое положение, чтобы процветать за счет общества.
Спустя несколько месяцев мнение Фиделя об Альдо Вере полностью подтвердилось. Встав на путь произвола и предательства, контрреволюционной деятельности, он бежал в Соединенные Штаты, где присоединился к врагам Кубы.
Как я уже говорил, в течение первых месяцев 1959 года мне выпала честь быть рядом с Че в Ла-Кабанье. Мне приходит на память ряд эпизодов.
Несколько недель спустя после взятия Колонной № 8 имени Сиро Редондо крепости Ла-Кабанья Че Гевара почувствовал себя совершенно изможденным. Его лицо заметно побледнело.
Увидев как-то свою фотографию в газете, он сказал мне с присущей ему иронией:
— До чего ж я похож на Кантинфласа.[8]
Вскоре врачи обнаружили у него заболевание легких, и он был вынужден согласиться на отдых. Фидель, который относился к Че с глубоким уважением и любовью, уговаривал его поехать на одну из вилл на Плая-Тарара, однако он не согласился, сказав, что эти дома слишком роскошны для него.
Как же разгневан был Че, когда один реакционный писака, Антонио Льяно Монтес, опубликовал лживое сообщение о том, что он якобы отдыхал на такой вилле!
Вот еще один эпизод, связанный с любимым майором.
Среди самых близких сотрудников Че было три врача: майор Оскар Фернандес Мелл и капитаны Адольфо Родригес де ла Вега и Серафим Руне де Сарате. Все трое убеждали Че, чтобы он бросил курить. Че не соглашался, но врачи настаивали на своем. В конце концов после долгих дискуссий они пришли к единому мнению, что герой Санта-Клары будет курить по одной сигаре в день. Так как врачи знали, что слово партизанского командира свято, то они не волновались.
На следующий день утром я, как обычно, отправился к Че за инструкциями. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что он сидит с сигарой длиной около полуметра — одной из тех, что ему дарили в знак уважения табачники Гаваны. Он с хитрой улыбкой объяснил мне:
— Не беспокойся о врачах, я держу свое слово: одна сигара в день, и точка.
Мы, естественно, не моглн ни возмущаться, ни упрекать его. Просто дело в том, что Че был Че.
Когда Че стал поправляться, кто-то спросил его, почему он посвятил себя революционной борьбе, а не медицине.
— Мне больше нравится лечить народы, чем отдельных людей, — ответил Че.
30 января Фидель Кастро приехал в Ла-Кабанью. С этого дня я начал постоянно работать у Главнокомандующего. После долгой беседы с Че Фидель и я ночью выехали в Гавану. По дороге мы говорили о необходимости преобразовать природу Кубы. Фидель рассуждал об этом весьма страстно.
— Но вначале мы должны преобразовать человека, — говорит он.
Въехав на набережную где-то около полуночи, мы увидели многочисленную демонстрацию рабочих. Фидель выходит из машины и начинает беседовать с ними. Они только что ходили к Президентскому дворцу, чтобы заявить там о своих требованиях.
— Вы должны доверять нам, революции. Вы вскоре убедитесь, что нет необходимости организовывать демонстрации для удовлетворения своих требований.
Мы поехали дальше и на перекрестке 23-й улицы и набережной увидели большую группу людей, оживленно обсуждающих что-то, несмотря на весьма позднее время. Фидель выходит из машины, приближается к ним и тут же вступает в разговор:
— Я рассматриваю революцию так же, как войну: мы сможем победить, только действуя разумно и четко следуя определенной стратегии. Вы должны доверять нам.
Это были дни первых контактов, когда завязывались самые тесные связи между народом и революционным руководством, то абсолютное единство между ними, которое никогда не было нарушено.
Фидель разъясняет им план превращения Национальной лотереи в Национальный институт накопления средств для строительства жилья (ИНАВ). Этот план родился год назад в повстанческих лагерях Сьерра-Маэстры, в Ставке Главнокомандующего в Ла-Плате. Мне рассказала о нем верная соратница Фиделя Селия Санчес.
Фидель, говорила она, выдвинул план создания будущего ИНАВ с такой уверенностью, будто на Кубе уже существовало Революционное правительство. Более того, он уже назначил Пасториту Нуньес председателем этою института. А в это время у Фиделя было всего несколько вооруженных бойцов.
Меньше чем за год после победы революции ИНАВ построил 10 тысяч квартир. Это на две тысячи квартир больше, чем в 1958 году — последнем году правления тирании.
Я вспоминаю, как однажды в первые недели деятельности Революционного правительства мне довелось присутствовать на совещании в Президентском дворце. Президент республики — Мануэль Уррутия. Речь шла о трениях, возникших среди революционных сил в провинции Лас-Вильяс. Борьба между правыми и левыми в рамках революции резко обострилась.
Как сказал Уррутия, ему сообщили, что некоторые крестьяне захватывают земли, не ожидая провозглашения закона об аграрной реформе. Поэтому он вызвал командующего военным округом майора Камило Сьенфуэгоса и заместителя командира Колонны № 8 имени Сиро Редондо майора Рамиро Вальдеса. Уррутия сказал им, что необходимо согнать крестьян, которые заняли эти земли в нарушение революционных указов о том, чтобы поместья не захватывались самовольно. И если понадобится, то применить даже силу.
Камило Сьенфуэгос и Рамиро Вальдес заявили Уррутия, что он не вправе требовать от них сгонять крестьян с земли с помощью того же оружия, которое служило им в борьбе за свободу Кубы.
Глава V
«ФИДЕЛЬ, ПОТРЯСИ ДЕРЕВО И ОСТАВЬ ВЕТКУ ДЛЯ РАУЛЯ!»
Прошли первые дни после победы революции, и люди с беспокойством стали замечать, что в новые правительственные сферы начинают проникать оппортунисты, которых в народе называли «котелками». Массы указывали, подчас прямо высказывая обвинения, на некоторых министров, которые, похоже, не отдавали себе отчет в происшедших радикальных переменах.
«Котелками» называли главным образом бюрократов из старого правительственного аппарата, политиканов, которые теперь пытались устроиться за счет революции. Народ хотел избавиться от них. В провинции Орьепте во время одного выступления майора Рауля Кастро родился лозунг: «Фидель, потряси дерево!» Этот лозунг скандировался всякий раз, когда выступал Главнокомандующий.
