Антонио Хименес - В походе с Фиделем. 1959
— Я готов встретиться со всеми этими товарищами из Директората, потому что считаю их честными ребятами. И я говорю это искренне, а не потому, что хочу посеять рознь в их рядах. Я говорю то, что чувствую, то, что известно всем, кто их знает. Я ведь знаю революционеров, немало общался с ними. Никто из них не возьмется за оружие, глубоко не прочувствовав эту необходимость; никто не пойдет в бой, если его не вдохновляют высокие идеалы. Я знаю, что никто из них не возьмется за оружие, чтобы сыграть кому-то на руку, послужить кому-то пьедесталом. Помыслы кубинских революционеров чисты… Возможно, завтра их реакция будет резкой, бурной, не знаю, что произойдет, но я говорю правду, потому что в конечном итоге таков мой долг — говорить народу правду.
В разгар выступления ведущий передачу просит у Фиделя разрешения зачитать только что полученное послание:
— По телефону звонят кубинские матери с просьбой передать вам, что если понадобится идти в университет за похищенным оружием, то пусть не посылают ребят, наши сыновья достаточно потрудились. Туда отправятся сами кубинские матери, чтобы отобрать винтовки, где бы их ни прятали.
Обращение Фиделя к кубинским матерям во время выступления в «Колумбии» дало свои результаты.
— Это еще раз подтверждает правильность нашего тезиса о том, что общественное мнение — непобедимая сила, которой, я уверен, никто не может противостоять, тем более сейчас, потому что в эпоху диктатуры общественное мнение ничего не стоит, оно полпостыо задавлено, но во времена свободы общественное мнение играет главенствующую роль, в этом нет никакого сомнения.
Я благодарю кубинских матерей и обещаю им с той же серьезностью, с которой мы всегда брали на себя и выполняли наши обязательства, что я буду последним из тех, кто решится здесь применить оружие для разрешения какой-либо проблемы, и что я буду самым твердым, самым решительным и самым последовательным защитником мира, потому что становится невыносимо больно, когда подумаешь о том, что хотя бы одной матери снова придется испытать горе утраты, причем утраты бессмысленной, что особенно больно. Матери, потерявшие своих сыновей в бою, еще имеют какое-то утешение, потому что знают, что их сын пал в борьбе за правое дело и эта жертва не напрасна, но бессмысленную смерть, бессмысленные жертвы переживать особенно больно. Кубинские матери заслуживают нашего полного понимания, нашей благодарности и особенно нашей помощи, чтобы им впредь жилось спокойно и счастливо. Они это заслужили, потому что, я думаю, никто не страдал больше наших матерей. Те, кто умирает, расстаются с жизнью, а матери продолжают жить с болью на всю жизнь.
Спустя некоторое время в студию поступает телеграмма по поводу возобновления нормальных занятий в Гаванском университете:
«Мы надеемся, что майор Фидель Кастро Рус, руководствуясь чувством справедливости, которое было ему присуще в годы революционной борьбы, вернется символически в лоно университетского студенчества и поможет благоприятно разрешить вопрос о возвращении альма-матер под контроль Университетского совета и Федерации университетских студентов — руководящего органа этого высшего учебного заведения, чтобы оно смогло выполнять свое историческое и революционное предназначение».
По поводу этого послания Фидель сообщает, что он говорил со студентами — членами Революционного директората и убедился, что многие из них выступают за нормализацию положения в нашем главном учебном центре. Университет захвачен Директоратом, который располагает там «пулеметами, одним танком и винтовками». Далее Фидель говорит:
— Я знаю, что рядовые члены, революционные бойцы, если им скажут, что университет их призывает, уйдут оттуда со своими винтовками и никто из них, если им объяснят, не будет создавать трудности. И заверяю вас, что те, кто будет мешать правильному решению вопроса, растворятся — растворятся, потому что массы за ними не пойдут. Массы не терпят капризов, амбиций, абсурдных ситуаций, с какой бы ловкостью ни оперировали словами и софизмами те, кто хочет ввести их в заблуждение.
В ходе передачи Фидель высказывается за проведение аграрной реформы, с помощью которой была бы решена проблема 150 тысяч семей, которые имеют участки земли, но не являются их хозяевами. Это так называемые прекаристы. Он говорит также, что необходимо проявить справедливость и в отношении колонов и арендаторов. Всегда внимательный к простым людям, он вспоминает о тяжелых условиях жизни крестьян в Сьерра-Маэстре:
— Когда мы там высадились, мы обнаружили — хотя и раньше знали об этом. — что самой большой мечтой всех тамошних прекаристов, мелких земледельцев, было получить право на владение землей. Они постоянно страдали от произвола так называемых пожирателей земли.
Были там такие сеньоры, которые крали землю у государства. У них хозяйство официально в 30 кабальерий, а они прихватывали в округе еще тысячу-другую кабальерий. И конечно, страдали крестьяне, которые с таким трудом расчистили и засеяли свои участки… Надо больше писать о крестьянах. У нас не написано ни одного романа об истории, страданиях и героизме кубинских крестьян. Глядя на горы Сьерра-Маэстры, кручи, по которым надо карабкаться чуть ли не на четвереньках, где крестьяне расчистили участки, засеяли их и заставили землю плодоносить, невольно думаешь о трудолюбии, работоспособности и заслугах крестьян. Знаете, как они делают это? Какое-то время они корчуют и расчищают участок. Потом отправляются за многие километры в какое-нибудь поместье, чтобы заработать там денег и купить соли, масла и овощей. Снова трудятся четыре-пять дней на своем клочке земли и опять отправляются на один день на заработки и за покупками, потому что у них ничего нет. И вот так года за три они создают свой участок, строят домик, сажают овощи, обзаводятся скотиной, даже кофейные плантации начинают приносить урожай. Через три года у них уже есть немного кофе, появляются кое-какие доходы, и они начинают становиться на ноги. Они уже могут жить там и получать кое-какие доходы, потому что, пока земля не давала доходов, они часть времени работали на своем участке, а часть времени — поденщиками в другом месте. И вот, когда они уже наладили хозяйство, являются эти пожиратели земли, проводят границы своих владений, где им вздумается, приводят пару сельских жандармов — а эти всегда готовы услужить управляющему, за это им и деньги платили — и вместе с ними выселяют крестьян, сжигают их дома, а если они сопротивляются, их просто приканчивают. И царили среди этих людей жуткая безысходность и неуверенность в завтрашнем дне. Когда мы прибыли в Сьерра-Маэстру, первое, что мы сделали, — это расстреляли одного управляющего. Хуже этого типа не было в округе. Это был управляющий поместьем «Эль-Мачо», одним из совладельцев которого был некий батистовский сенатор. Официально поместье было площадью 40 кабальерий, а они его расширили до двух тысяч. Даже пик Туркино был прирезан к этому поместью! Управляющий, которого звали Чичо Осорио, выполнял там роль палача, на его совести несколько убитых крестьян. Он находился в Ла-Плате, где стоял небольшой гарнизон. Нас еще было очень мало, мы подыскивали место для нанесения первого удара и вышли к Ла-Плате. Видно, они считали, что мы разбиты вконец, и держали там всего 12 патрульных. Обычно армия привыкла иметь десятикратное превосходство над повстанцами.
