Александр Колмогоров - Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой
Болезненный же от рождения и опекаемый богомольными (по линии матери) родственницами-староверками, Иван взрослел в мире восковых свечей, запаха ладана, суровых ликов святых угодников, постоянных постов, молитв и песнопений.
Богослужебный «Апостол» с таинственными текстами деяний и посланий учеников Сына Божьего, рано подаренный ему бабушкой, заронил в чистую детскую душу первые зёрна христианского вероучения. Любопытство и удивление вызывал уже сам внешний вид толстой и тяжёлой книги лилового бархата, обтягивающего деревянные обложки с тремя крупными металлическими застёжками. Украшала переплёт бронзовая накладка цветочного орнамента с вкраплёнными в неё пятью хрустальными камушками.
Но больше всего поражала воображение мальчика и побуждала его интерес к старославянским буквицам таинственная история самой книги, пересказанная бабушкой по записочкам на полях страниц:
7154 году от Рождества Христова (1646 г. — А. К.) августа в пятый день куплена сия книга апостол на Курмыше[69] из государевой церкви и великого князя Алексея Михайловича всея Руси казны при стольнике и воеводе Якове Никитиче Лихареве у Троицкого девичьего монастыря[70] у попа Козьмы Макавеева. Дана полтора рубли и отдана сия книга к государеву богомолью к ружной церкви к Николе Чудотворцу. Подписал Курмышской съезжей избы подъячей Карпунков Афонасьев. Продал сию книгу поп Козьма Макавеев и руку приложил.
В огне её волос…
Новые звёздочки на погоны не принесли 24-летнему поручику Адамовичу восторженности чувственного тщеславия, так свойственной офицерской молодёжи. Его сердце мучительно переживало невозможность предложения руки и сердца предмету своей страсти, отчего само признание в любви становилось жалкой сентиментальностью, недостойной мужчины.
Они встретились во время его первой воскресной поездки из Царского Села в Петербург. Товарищ по стрелковой школе — подпоручик Андрей Байков — уговорил сокурсника заехать в Павловский институт на Знаменской и от его имени передать сестре-институтке какие-то мелочи к выпускному балу, уверяя, что это отнимет у него не более получаса времени.
«…Глядя из окна приёмной, он услышал стук двери и торопливые шаги за спиной. Оглянувшись, Виктор Михайлович увидел перед собой девушку. Ему показалось, что старый сад, которым он только что любовался, послал к нему одну из своих нимф, всю сотканную из свежего аромата зелени и ярких лучей солнца. Её рыжеватые волосы горели червонным золотом…»[71] Несомненное очарование ей добавлял совершенно открытый высокий лоб в сочетании с тонкими чертами взволнованно-смущённого лица и большими серыми глазами.
Случайная встреча — случайное знакомство. Не есть ли это посланная нам Творцом в утешение и долго ожидаемая заслуженная награда? Или это шанс, упустив или воспользовавшись которым мы можем винить только себя? А может быть, это всего лишь насмешка падшего ангела над нашими мечтами о вечной любви и возможности простого человеческого счастья? Мог ли предвидеть Виктор Михайлович, какими последствиями в его жизни аукнется невинная просьба товарища?
Но что посмел бы предложить молодой офицер созревшей для соблазнов и страсти 20-летней Наденьке Байковой, только что вырвавшейся в петербургскую явь из стен почти монастырского уклада жизни Павловского института? В глубине души он был даже «благодарен» прозрачным откровениям её татап, разрубившей этот гордиев узел: та стремилась удачным замужеством дочери-бесприданницы не только устроить её счастье, но и материально поддержать собственное, увы, безрадостное положение. А сама Наденька? Питала ли она к первому встреченному в своей жизни мужчине чувства большие, чем просто увлечение товарищем брата?
Вот почему без объяснения причин прапорщик Адамович прекратил свои «визиты» к Байковым и, кончив курс, уехал из Петербурга, даже не попрощавшись с семейством. Прошло четыре долгих года…
«Дон-Кихот» и «слепой мудрец»
В декабре 1861 года Надежда Байкова, выдержав публичный экзамен в присутствии Её Величества Императрицы Марии Александровны (жены Александра II), покинула стены родной alma mater[72]. На фоне 23 выпускниц, из которых трое были отмечены золотой и двумя серебряными медалями, она оказалась лишь… 19-ой по успехам! Но не будем строги в оценках её знаний, хотя бы потому, что именно институт развил в ней интерес к иностранным языкам и русской словесности, позволившим ей в дальнейшем стать переводчицей, журналисткой, писательницей, лектором и драматургом.
Обратим внимание на некоторые черты её сложившейся личности. На них указывали уже клички, данные ей воспитанницами «mesdames»: «Баярд»[73] в начальных и «Дон Кихот»[74] в старших классах. Но уравновешивались ли жажда истины и справедливости в душе молодой девушки — будущей жены и матери — христианскими заповедями?
В поздней автобиографической заметке «Исповедь современного христианина» Надежда Александровна не скрывала свое отношение к религии: «…Родители мои не были религиозны, мало интересуясь этим вопросом. Ребёнком до 7 лет ни Бога, ни церкви, ни мольбы в моих воспоминаниях нет. Сонно, вяло и совершенно бессмысленно я бормотала за няней по вечерам и утрам какую-то молитву. Учить Закону Божьему меня начали в институте. Мы не хотели и избавлялись от этого, как могли… Не любили мы и постов и всегда ели скоромное…[75] Позднее, выбранная в певчие, я как-то примирилась с обеднями, всенощными». Но господь всегда уравновешивает крайности:
Мы смотрим в Библию весь день.
Я вижу свет, ты видишь темь!
Поэтому и была среди Надиных сокурсниц настоящая подвижница — Мария Солопова (1842–15.01. 1915), оставившая заметный след в духовной жизни России под именем игуменьи Таисии, настоятельницы первоклассного Леушинского Иоанно-Предтеченского женского монастыря[76]. В память о ней в городе Боровики в 2002 году состоялись первые Таисиевские чтения, приуроченные к 160-летию со дня её рождения.
Ещё на выпускных экзаменах «слепой мудрец» и «святоша», как прозвали её mesdames, поразила своими обширными богословскими познаниями ректора Петербургской Духовной академии Иоанникия, будущего митрополита Московского и Киевского, предсказавшего ей большое будущее.
Иоанн Кронштадтский, прочитав в 1892 году «Записки игуменьи Таисии», пожелал видеть их напечатанными в «Кронштадтском Пастыре», дав такую рекомендацию: «Дивно, прекрасно, божественно. Печатайте в общее назидание»[77].
